— А правда, если бы не было войн, человечество развивалось бы медленнее?

— Не пойму тебя.

— Ты же сам говорил: опасность гибели подстегивала мысль, люди изобрели оружие, открывая при этом законы природы, законы общества. Кровь, боль, слезы рождали великих поэтов, мыслителей. Ты говорил?..

— Петь можно не только о слезах, но и о радости. Состязаться можно не только на войне, но и в завоевании, скажем, Антарктиды, космоса, морских глубин.

Юрий почему-то перевел разговор на другое:

— Максим, а мы можем повторяться? — спросил с надеждой в голосе.

— Не знаю. Вряд ли.

— Но ведь триллионы триллионов лет!.. Пускай в иных туманностях, на иных планетах…

— Мудрено…

— А ведь ты говорил, можно кинуть лучевую дорожку к какой-либо звезде и по той дорожке передать себя туда.

— Человеческие возможности безграничны.

— Почему же тогда нас с тобой не могут спасти?..

— Нетерпеливый ты. Все тебе враз вынь да положь.

2

Самым заметным из пришедших на лодку «новичков» считался Николай Крестопадов. Его и еще двоих торпедистов дали под начало Юрия Балябы — старшины первой статьи: не так давно он пришил третью лычку на погон. Николай служил на лодке, как говорится, без году неделя, но салагой его никто не называл, как-то не шло ему такое прозвище. Иной, случается, всю службу остается салагой, а Николай нет. То ли так себя сумел поставить, то ли еще чем взял? Широк в плечах, мускулист. Туловище огромное, головка маленькая, а шеи совсем нет: затылок плеч касается, подбородок груди. Николай боксер, чемпион города Абакана по боксу. В декабре намечались общефлотские соревнования. Все в один голос твердили: победа за Крестопадовым. Некоторые именовали Николая «крабом». Он и в самом деле со спины похож на краба: круглый весь, куцеватые кривые ноги, клешнятые, низко свисающие руки… Похоже, вся разгадка крестопадовских успехов крылась именно в его руках: непомерно длинных, жестких. Такими рычагами можно наносить заметные удары. Могучая стать Крестопадова, холодный, вроде бы даже уничижительный взгляд маленьких заплывших глаз, которые буравчиками сверлят каждого, — все это держало команду торпедистов как бы на расстоянии от него. Даже Назар Пазуха при нем как-то смущался, даже Владлен Курчавин не осмеливался похлопать его по покатому массивному плечу и сказать ему, как всем остальным, свое панибратское — «старатель». «Крабом» Крестопадова нигде не называли во всеуслышание.

Юрию Балябе новый торпедист тоже показался каким-то «неудобным». Ни робости, ни преклонения перед ним и перед его заслугами в спорте он не испытывал, но все-таки в его присутствии чувствовал себя несвободно. «Масса» — так он окрестил Крестопадова — угнетала его. Ловил себя на мысли, что всегда хочет отправить Крестопадова при распределении работ куда-нибудь в дальний закоулок отсека.