Пусто стало на просторном дворе МТС. Комбайнеры, которые еще вчера работали на своих комбайнах, стали танкистами, трактористы, которые должны были вслед за уборкой начать зяблевую пахоту, поднять пар, готовиться к осеннему севу, везли тяжелые орудия на огневые позиции и ящики бомб для бомбардировщиков.
Война все ближе и ближе подходила к крымским степям. Под огнем вражеских самолетов, под непрекращающимися разрывами бомб Мегудин с кучкой оставшихся людей продолжали убирать урожай. Фашистские самолеты поджигали на полях еще не сжатые хлеба, беспрерывно бомбили обозы, элеваторы, но никто не покидал своего места и все зорко охраняли колхозное добро.
Мегудин, вконец измученный бессонными ночами, обросший, оставался на своем посту.
Когда фашистские орды подошли к крымским степям, колхозы получили приказ срочно эвакуироваться со всем своим добром. Вместе с ними эвакуировалась техника и оставшиеся люди Курманской МТС.
Днем и ночью тянулись мажары, арбы, повозки. Жалобно мычал скот, горько плакали, расставаясь со своими домами, женщины и дети. Все направлялись к пока еще единственной свободной дороге — к Керченскому проливу.
Но лишь немногим баржам с людьми и колхозным скарбом удалось прорваться через огненное кольцо. Некоторые из них утонули в море. Остальные в суматохе и страхе возвращались назад.
В считанные часы перед захватом врагом района Курманской МТС Мегудин и еще несколько человек на последнем оставшемся у них тракторе отступили к осажденному Севастополю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ1
Из осажденного Севастополя тяжелобольного Мегудина вывезли в тыловой госпиталь. Через некоторое время, уже немного придя в себя, но еще бледный и слабый, он стал упрашивать врача:
— Не могу я больше лежать… Уж больно горько и тоскливо в такое время находиться здесь… Прошу вас, доктор, пожалуйста, выпишите меня.
Но всегда добродушный и улыбающийся врач на этот раз сурово взглянул на больного и, строго погрозив пальцем, произнес:
— Выписать? И не подумаю. Вам даже вставать еще нельзя.
Мегудину казалось, что, как только его выпишут, он быстрее встанет на ноги.