— Познакомьтесь… Это наш главный агроном, — представил Мегудин Гриценко. — А вот этот товарищ — наш новый агроном по садоводству и виноградарству, — кивнул Мегудин на Блоштейна. — Покажите, пожалуйста, Иосифу Наумовичу площадь, которую мы выделили для сада и виноградника, побеседуйте с ним. Потом мы с вами опять встретимся…

— Хорошо. Идемте, Иосиф Наумович, — позвал Гриценко Блоштейна. — Мы поедем на двуколке, — умышленно сказал Гриценко, чтобы проверить, знает ли он, что это такое. — Погонять нам придется самим. Для трех человек там места нет.

— Зачем нам кучер? Надеюсь, что сам справлюсь с лошадью, — откликнулся Блоштейн. — В поле всегда один выезжаю на двуколке.

— Интересно поглядеть на агронома, который не может управлять лошадью, — улыбаясь, промолвил Гриценко.

— Наверно, бывают и такие, особенно теперь, когда лошади, можно сказать, в отставке, — промолвил Блоштейн. — Еще хуже, если бывают агрономы-механизаторы, которые не умеют водить машину и управлять трактором.

— Это плохо, очень плохо. Однажды в один из колхозов прибыл агроном, который не умел запрягать лошадь. Колхозники стали насмехаться над ним, а один не выдержал и сказал агроному: «Четыре года вас обучали в институте, но так и не научили запрягать лошадь». — «Нет такого курса в агрономии», — ответил тот.

— Есть в институте курс, и очень важный, и, если хотите, один из важнейших, — практика, — заметил Блоштейн. — Чтобы осмотреть землю для посадки сада, нужно пройтись пешком. Агроном является как бы сватом между каждым деревцом и клочком земли.

— Так будем устраивать свадьбы, — пошутил Гриценко. — Я всегда поля обходил пешком, и Илья Абрамович тоже любит ходить пешочком… — уже серьезно сказал он. — Я знаю наши земли как свои пять пальцев и все же каждый раз, когда нам заново что-то нужно посеять, снова обхожу их вдоль и поперек. Теперь приходится ездить. Хозяйство у нас большое — шестнадцать тысяч гектаров, шутка ли…

— А когда закладывается сад, после высадки саженцев надо к каждому деревцу присмотреться, это ведь живое существо, — заговорил Блоштейн. — Часто бывает, что саженец надо выпрямить, когда он начинает расти криво, перевязать, когда появляется трещинка, царапина. Мы трепещем над каждой веточкой, над каждым цветочком.

Гриценко почувствовал, что сердце парня забилось сильнее, когда он заговорил о насаждениях, убедился — молодой агроном влюблен в свое дело, которое стало его призванием.

— Вы говорите как поэт, — похвалил его Гриценко.

— Поэзия — это вдохновение, а если хотите, то в агрономии больше поэзии, чем где-либо… Разве есть что-либо красивее, чем цветущее дерево или созревшие яблоки и сливы… Разница только в том, что поэт красоту воспевает, а мы, агрономы, помогаем ее создавать.