– То, что мы от нее требуем, не совсем обычно, – сказал Пьер. – Мы вообразили такой образ жизни лишь потому, что между нами двоими существует исключительная любовь, а она не может с этим смириться, поскольку и сама исключительная личность. Легко понять, что у нее бывают моменты неуверенности и даже протеста.

– Да, нам нужно время, – согласилась Франсуаза.

Она встала, подошла к ящику, который Пьер оставил открытым, и запустила руки в разбросанные бумаги. Она и сама грешила недоверием, обижалась на Пьера за оплошности, нередко вовсе незначительные, она хранила, не раскрывая, множество мыслей, которые должна была бы открыть ему, и зачастую скорее стремилась не понять его, а опровергнуть. Взяв какую-то старую фотографию, она улыбнулась. Одетый в греческую тунику, с кудрявым париком, Пьер глядел в небо, такой молодой и суровый.

– Вот каким ты был, когда в первый раз явился мне, – сказала она. – Ты совсем не постарел.

– Ты тоже, – заметил Пьер. Он подошел к ней и склонился над ящиком.

– Мне хотелось бы, чтобы мы посмотрели все это вместе, – сказала Франсуаза.

– Да, – ответил Пьер, – тут полно забавных вещей. – Он выпрямился и положил свою руку на руку Франсуазы. – Ты не думаешь, что мы напрасно ввязались в эту историю? – в тревоге спросил он. – Ты веришь, что мы сумеем с ней справиться?

– Иногда я в этом сомневалась, – отвечала Франсуаза, – но этим вечером ко мне вернулась надежда.

Она отошла от комода и села перед своим стаканом виски.

– Сама-то ты что чувствуешь? – спросил Пьер, сев напротив нее.

– Я? – переспросила Франсуаза. В спокойном состоянии она всегда немного робела говорить о себе.

– Да, ты, – сказал Пьер. – Ты по-прежнему воспринимаешь существование Ксавьер как своего рода скандал?

– Знаешь, это всегда находит на меня как озарение, – ответила Франсуаза.

– Но время от времени все-таки находит? – настаивал Пьер.

– Разумеется, – отвечала Франсуаза.

– Ты меня удивляешь, – сказал Пьер, – я не знаю никого, кроме тебя, кто был бы способен лить слезы, обнаружив у другого сознание, схожее со своим.

– Ты находишь это глупым?

– Конечно нет, – сказал Пьер. – Ведь каждый воспринимает свое собственное сознание как некий абсолют. Как могут совмещаться несколько абсолютов? Это столь же таинственно, как рождение или смерть. Это как раз та проблема, на которой все философы ломают себе зубы.

– Тогда чему же ты удивляешься? – спросила Франсуаза.

– Меня удивляет, что тебя так конкретно затрагивает метафизическая ситуация.