Она прислонилась к стене, комната кружилась вокруг нее. Пьер взял ее за руку.

– Послушай, ты не думаешь, что тебе нужно отдохнуть? Я не отношусь к тому, что ты мне говоришь, с легкостью, но лучше будет поговорить об этом спокойно, когда ты немного поспишь.

– Об этом нечего больше сказать, – отвечала Франсуаза. У нее снова потекли слезы, она устала до смерти.

– Иди отдохни, – сказал Пьер.

Он уложил ее на кровать, снял с нее туфли и набросил на нее одеяло.

– Мне, пожалуй, хочется на воздух, – сказал он, – но я останусь с тобой, пока ты не заснешь.

Он сел подле нее, и она прижала его руку к своей щеке. Этим вечером любви Пьера было уже недостаточно, чтобы дать ей покой. Он не мог защитить ее от того, что открылось ей сегодня; это было вне досягаемости, Франсуаза даже не чувствовала больше таинственного шелеста некоего присутствия, а между тем оно продолжало неумолимо существовать. Усталость, огорчения, даже бедствия, которые Ксавьер, поселившись в Париже, принесла с собой, все это Франсуаза принимала всем сердцем, поскольку это были моменты ее собственной жизни; но то, что произошло ночью, было другого рода: она не могла присвоить себе этого. И вот теперь мир вставал перед ней, как необъятный запрет: то был только что свершившийся крах самого ее существования.

Глава XIII

Глава XIII

Улыбнувшись консьержке, Франсуаза пересекла внутренний двор, где лежали без дела старые декорации; она быстро поднялась по зеленой деревянной лестнице. Вот уже несколько дней театр не давал спектаклей, и она радовалась возможности провести с Пьером долгий вечер. Она не видела его сутки, и к ее нетерпению примешивалось немного беспокойства. Ей так и не удавалось со спокойным сердцем ожидать рассказа о его выходах с Ксавьер, хотя все они были похожими: поцелуи, споры, нежные примирения, пламенные беседы, продолжительное молчание. Она открыла дверь. Пьер склонился над ящиком какого-то комода, переворачивая пачки бумаг. Он бросился к ней.

– Ах! Как давно я тебя не видел, – сказал он. – Я проклинал Бернхайма с его деловыми обедами! Они отпустили меня только на время репетиции. – Он обнял Франсуазу за плечи. – Как ты?

– У меня тысяча вещей, о которых надо тебе рассказать. – Она коснулась его волос, затылка; каждый раз, как она встречалась с ним, ей хотелось удостовериться, что он из плоти и крови.

– Что ты тут делал? Наводил порядок?

– О! Я от этого отказываюсь, это безнадежно, – ответил Пьер, бросив в сторону комода злой взгляд. – Впрочем, это не так уж срочно, – добавил он.

– На этой генеральной явно ощущался спад напряженности, – заметила Франсуаза.