Перебегая улицу, кто-то перепрыгнул через него. Склонившись посреди мостовой, этот человек в лихорадочной спешке устанавливал пулемет. Подбежал второй, плюхнулся рядом, и опять застрочила швейная машина: та-та-та…

И вот они показались в красном сумраке, в дыму. Они скользили, как призраки, с двух сторон улицы — появляясь, исчезая, но с каждой минутой все ближе. И снова послышался вой… Жвахт! Жвахт! В лицо полыхнуло пламенем. Пулемет умолк. Черная фигура пыталась отползти, но застыла красноватым сгустком на булыжниках, а над ней зыбко плясали отсветы пожаров.

Дым ел глаза, закладывал горло, в этом жутком кипящем мраке окружающие предметы были едва различимы. Стабулнек бросился к фонарному столбу, чтобы лучше видеть и целиться. Но те приближались, подтягивались, подползали… Все ближе и ближе… Что-то случилось с винтовкой, где-то заело, она не стреляла. Жвахт! В глазах зарябило, весь он стал таким легковесным, и, крутанувшись волчком, Стабулнек выронил винтовку и осел на тротуар. Но только на мгновение. Инстинкт подсказывал: бежать, спасаться, сейчас, сию минуту, не то будет поздно. Вытянув вперед руки, он бросился в горящую дверь, в этот адский костер, еще недавно называвшийся домом. Там, за морем огня, должна быть вторая дверь, ведущая во двор, и Стабулнек с дымящейся одеждой, с опаленным лицом и волосами добрался до этой двери. Потом перелез через забор, пробежал через сад, перемахнул через второй забор и очутился на соседней улице, но, пройдя немного, рухнул посреди какого-то сквера.

Припав к земле, широко раскинув руки, вцепившись ими в прохладную траву, он дрожал всем телом и плакал, как никогда еще в жизни не плакал. Утирая слезы, он дотронулся до лица, и пальцы нащупали рану. И рубашка оказалась в крови, от нее слиплись волосы, руки тоже были липкие. Стабулнек поднялся, снял рубаху и, приложив ее к ране, пошатываясь, поплелся по улице, не соображая, куда и зачем идет.

— Руки вверх!

Будто из-под земли выросли двое немцев. Непокрытые головы, в руках автоматы, рукава синевато-серых кителей закатаны. Третий — он его почувствовал — сзади ткнул в спину твердый холодный предмет. «Сейчас выстрелит, — подумал Стабулнек. — Вот и конец. Как просто!» И на душе стало спокойно и хорошо, будто он стоял у моря и любовался заходящим солнцем, которое перебросило через серый простор лучезарный мост, приглашая его к себе. Вот сейчас он ступит на этот мост, высоко подняв на ладони свое сердце — светоч верности, отваги, и — конец всем страданиям…

Но снова проснулась жажда жизни. Видение растаяло, и Стабулнек заговорил на хорошем немецком языке, которому его обучили в школе: