Светлый фон

И отведала… Савраска разбил ей голову, переломал ноги, ребра, хребет. И шкуру изорвал в клочья, но Олько все-таки выкроил из нее отличную шапку и рукавицы.

* * *

Савраску и его сверстников пришло время сдавать в армию. И Олько получил от директора распоряжение пригнать табун в Главный стан «на обтяжку». Олько знал, что в таком случае коней надо посильней утомить, и весь путь не давал им ни отдыха, ни кормежки, ни питья.

Около сотни километров табун проскакал за одну короткую летнюю ночь. На Главном стане Олько направил табун в загон. Этот загон был с несколькими отделениями. Первое, самое просторное, вмещало весь табун, второе — коней пятнадцать, третье — еще меньше и, наконец, последнее — станок — только одного коня.

Захлопнулись крепкие, из толстых березовых жердей ворота. Олько и Уйбат уехали отдыхать. Кони, томимые голодом и жаждой, без останова кружились вдоль изгороди, не догадываясь, что у нее нет конца. И так двое суток.

Потом Олько и Уйбат вернулись, приехали еще табунщики, зоотехник, кузнец, Урсанах и сам директор. Они привезли груду веревок, арканов, недоуздков.

Иван Карпович глянул на табун и сказал:

— Животики хорошо подобрало. А нам это и треба. Ну что ж, начнем? Все готовы?

Олько натянул рукавицы и перемахнул через загородку в загон. Табун отхлынул в дальний угол и сбился так плотно, что стал как бы одним огромным телом с тремя сотнями голов.

Олько раскрыл ворота между всеми отделениями загона, затем пошел на коней, размахивая бичом и громко выкрикивая:

— А ну, кто смелый? Кто первый? Савраска, где ты?

Савраска был в гуще табуна.

— Вон ты где! Так никуда не годится. В степи озорничать — лучше тебя нету, а позвали в армию, так в самый тыл забился! Иди-ка, иди, дезертир саврасый!

Кони побежали в другой угол; при перебежке небольшая кучка заскочила во второе отделение, затем парочка — в третье, там их пугнули, и Савраска шагнул в станок. За ним тут же закрылась крепкая дверь.

Олько перемахнул из загона обратно на луговину, церемонно поклонился Савраске:

— Здравствуй! Что уставился, не узнаешь? Это я, твой табунщик. Куда попал ты? А? Не нравится?

Савраска топтался, ежился, вздрагивал и быстро-быстро крутил растерянными глазами. Станок был тесный: как ни встанешь, либо зад, либо голова упираются в двери, чуть глубже вздохнешь — бока касаются стенок.

А рядом вольная душистая степь, совсем рядом, прямо в ноздри веет сытным ветром, щекочет уши, ласково шевелит хвост, гриву.

И как ни противно было это, конь начал пробовать боками и грудью, крепки ли двери, стенки, нет ли где выхода.