— Да ты посмотри на себя! Ведь цветешь вся! Еще тыщу лет тебе жить и жить.

— Вот и ты… тоже не понимаешь меня, — грустно проговорила Наталья. — Я им одно — они мне другое. Какой-то заколдованный круг…

С тех пор Наталья думала об этой заколдованности круга все чаще и чаще. Она думала так: что бы она ни делала, изменить в жизни ничего нельзя, ни один ее поступок не имеет ни для кого никакого значения, и странная, немного жутковатая мысль, что жить, в сущности, ни к чему, мысль, которая когда-то пришла ей в голову просто так, как бы мимоходом, к слову, к разговору, эта мысль все настойчивей всплывала в сознании, словно ходила там кругами — сначала широкими, раздольными, потом то ли круги эти сужались, то ли уплотнялись, но мысль все больше концентрировалась в точке, которая, как спичка на ветру, то притухала, а то вдруг ярко, завороженно вспыхивала. Странную вещь заметила за собой Наталья: она не столько прислушивалась к себе, к природе своей, к голосу тела и разума, и даже не столько думала о смерти и жизни, сколько лелеяла в себе эту жуткую картину: вот умрет она — и тогда они все… А что тогда и кто они — эти «все», она конкретно не думала, главное было вот это — представить, что она мертвая, — и дальше ее охватывал сладостный ужас, обида, какое-то высокомерное печальное наслаждение. Наверное, она не столько хотела умереть, сколько думала насладиться тем ударом, который нанесет своей смертью родителям, — о, вот тогда они спохватятся, тогда поймут, что такое была вся ее жизнь за последнее время, тогда вспомнят все ее горести, обиды и боли! Даже думая, что она умрет, она все-таки не очень реально представляла себя мертвой, не пускала свою мысль дальше, за возможное беспределье: что удар-то ударом, но ведь не встать уже больше живой, не увидеть и не узнать ничего; главное для нее было вот это — сделать что-то такое, чтобы тебя наконец услышали, чтобы восприняли как полноценного человека, чтобы разорвать заколдованный круг, когда на тебя как будто и смотрят, и слышат тебя, и реагируют на твои слова, взгляды, улыбки, а в действительности — никому никакого дела до тебя, у них, видите ли, настоящая жизнь — любовь, разочарование, проблемы, развал, у них — все, а у тебя — что-то так, детское, несерьезное, глупость, приблизительность одна и блажь сердца. Так нет же! — думала она. Все не так! — думала она. И я докажу вам это! — кровоточила в ней рана, растревоженная житейским ядом.

И это тоже было странно — тоска, апатия, делать ничего не хочется, а с другой стороны — внутренняя сконцентрированность, кружение маниакальной мысли, обсасывание ее со всех сторон; и воображение тоже постоянно в работе — одно и то же, одно и то же: вот она мертвая, вот она лежит, уже все, глаза закрыты, она мертвая, красивая и печальная, рядом родители и… И вот тут-то они и поймут все! Все осознают наконец! И не будет им никогда ее прощения! Никогда!