Вдруг Федор схватил меня за руку.

— Следы медведя!

Осторожно, стараясь не шелестеть ивняком, мы прошли с полкилометра, залегли в лощинке за широким пнем. Ветер дул навстречу, да и медведю, который готовился рыбачить, было не до нас.

Медведь пробовал устроиться на большом валуне, но ему это долго не удавалось — соскальзывал в воду. Наконец он уместился, несколько раз крутнул мордой и, ничего не учуяв, склонился над рекой, но тут же отпрянул, испугавшись собственного отражения. Через минуту, видно поняв, в чем дело, рассердился, стукнул передней лапой по отражению так, что вода пошла кругами. Потом запустил другую лапу в реку и долго шарил по дну, пока не извлек огромную рыбину. Перекинул ее через плечо и полез за другой. Теперь ему досталась рыба поменьше. Она, видимо, не понравилась, потому что «рыболов» потряс ею в воздухе и швырнул обратно в воду.

Так медведь за короткое время выловил десяток добрых кетин и складывал их рядом с собой на валун. Но они постепенно соскальзывали в реку. Обнаружив пропажу, медведь сердито заревел и начал хлестать себя лапами по морде. Через несколько минут, успокоившись, запустил обе лапы сразу и вытащил две кетины. Оглушив их сильным ударом, бросил через плечо на берег. Меньше чем за полчаса он набросал целую кучу рыбы, потом слез с валуна и принялся рыть яму. Спихнув туда всю свою добычу, он накидал сверху сухого валежника, зеленых веток, травы и пошел, вихляя, вдоль берега. Вдруг насторожился, стал оглядываться, словно почуяв неладное. Было похоже, что он приготовился к прыжку, но в эту минуту неподалеку раздался выстрел. Не успело эхо повторить его в ближних сопках, как медведь припал на передние лапы и побежал в кусты.

— Струхнул, Михалыч! — засмеялся Федор.

В это время из зарослей показались два человека: один пожилой, другой — юноша.

— Кто будете? — спросил пожилой охотник.

Федор рассказал, как мы оказались на Чуйке.

— Ницего, — успокоил охотник. — Тихое озеро близко. Там у нас на рыборазводе два катера есть. Механик тоже есть. Помозет, думаю.

Оказывается, Петр Оненко — так звали пожилого охотника — и Порфирий Дятала были ульчами и служили на рыборазводном заводе, что стоит на Тихом озере.

— Мы с Порфирием глядели, как рыба на нерест идет, — сказал Оненко. — А то, знаесь, попадаются люди, что глусят ее, а закон не велит. — И обратился к к юноше: — Цяевать, паря, будем?

— Почему нет — будем!

— Только одну Чуйку стережете? — спросил я Оненко.

— Так ведь она, Цюйка, больсяя, церез всю тайгу безит, наверно.

Мне понравился Оненко, простодушный, по-стариковски степенный, его мягкая, с «цоканьем» речь, с множеством уменьшительных. Его карие глаза смотрели из-под кустистых бровей насмешливо-ласково, свидетельствуя о доброте души пожилого ульча.