Когда мы через час подходили к Чуйке, сквозь густые заросли краснотала слышны были энергичные всплески, словно там рассекали веслом воду. Потом всплески переросли в шорох, словно бат или оморочка попали на мель.

— В самый раз успели, — сказал возбужденно Федор. — В Чуйку косяк рыбы вошел...

Кета, одна из пород лососевых, шла на нерест. Она двигалась плотной массой против быстрого течения. В излучине река была очень узкая, и рыба кидалась на отмели и камни, тащилась по шершавому песку и гальке, в кровь раздирая кожу на брюхе. Попадая в мелкие ручейки, она вытесняла из них воду и, оставшись на суше, задыхалась.

Рассвет все шире занимался над лесом, и кета пошла еще гуще. Чуйка уже, казалось, не вмещала всю массу обезумевшей рыбы, стремившейся как можно быстрее подняться вверх. Из воды торчали разноцветные плавники — розовые, лиловые и желтые. На вздыбленные спины лососей садились чайки, которые, вероятно, сопровождали их от самого лимана и безжалостно клевали. Часы лососей были сочтены, и они неудержимо стремились вперед, к родному нерестилищу. Это была уже не та красивая рыба с жирным нагульным телом, какую мы видели в устье Амура. Истратив все свои силы в утомительном четырехсоткилометровом пути против течения, она потеряла свою блестящую серебристо-белую окраску и превратилась в лиловую. Тело ее с боков сплющилось, стало дряблым, а у самцов на спине вырос горб.

Отыскав в грунте речки укромное место, самка хвостом, головой, брюшком вырывала небольшую ямку и выметывала туда икру. Тут же подплывал самец и поливал икру моло́ками. Последние силы тратила пара на то, чтобы завалить гнездо галечником, спрятать икру от хищных гольцов, ленков и хариусов, которые неотступно следовали за кетой.

Но самое удивительное, что кета, оставив в родной речке потомство (тут она родилась и отсюда мальком скатилась по течению в океан), кончала в Чуйке свой короткий трех-четырехлетний век.

Берега Чуйки сплошь завалены мертвой рыбой, так называемой «сненкой»; много ее и на прибрежных валунах и отмелях.

«Сненка» никому не нужна, даже медведи, любящие рыбу «с душком», отворачиваются от нее и ищут места для рыбной ловли где-нибудь подальше.

— Ну, насмотрелся? — спросил Федор.

— Жуткое зрелище!

— Природа! — коротко сказал он. — Пошли, брат, наверх к кривуну, — может, катер простучит...

— Где же тут катер пройдет, если твоя Чуйка вся кетой забита! Ткни весло в воду — не упадет.

Не торопясь шагали мы вдоль холмистого берега, теряясь временами в зарослях молодой ивы. Был уже полдень, когда дошли наконец до кривуна — высокой, совершенно отвесной сопки, где река круто поворачивала, становилась вдвое шире. Тут рыбе было идти гораздо просторнее. Лишь горбатые спины самцов кое-где торчали из воды.