Но была одна коллизия в жизни Митько, которая оставила в нем сомнения до сего дня.

Случилось это еще в бытность его в ординатуре. Они жили тогда втроем в общежитии квартирного типа, Алик Чернов чаще всего пропадал у знакомых, и они с Сережей Акимовым чувствовали себя вольготно — квартира была двухкомнатная. Однажды за полночь Сережа пришел с девушкой, звали ее Айгуль, она была абитуриентка, говорила с восточным акцентом. Едва Митько встретился с ней глазами, как их окатила волна небывалой нежности. Все, что он делал после — готовил закуску, мыл тарелки и стаканы, — все делал он, точно в шоке. Они выпили, и он не почувствовал вкуса водки. Потом Сережа увел Айгуль в свою комнату, а она цеплялась за Митько взглядом, глаза ее молили; нет, она не сопротивлялась Сереже, но Митько почти физически ощущал, как ее душа повисла на его плечах, как хватается за его колени. Ту ночь он провел на скамейке в скверике общежития.

Несколько дней он уходил от разговора с Сережей о том, что было, хотя Сереже явно хотелось похвастаться. Еще спустя какое-то время Айгуль пришла к нему в больницу. Митько случайно оказался в вестибюле, вовремя заметил ее и спрятался за колонну.

Айгуль сказала:

— Я к Митько.

Дежурная спросила приветливо:

— Вы, наверное, сестра Валерия Александровича?

— Почему сестра? — спросила Айгуль.

— Как, вы не сестра?!

— Нет, — ответила Айгуль.

— Осподи, а на вид вылитая Валерий Александрович…

Что было дальше, Митько не знал, сумел незаметно скрыться…

Итак, блаженное мгновение наступило. Митько выметнул из мешка свое крепко сбитое, с небольшим жирком тело, выскочил на край террасы и проделал дыхательную гимнастику. Затем натянул тренировочный олимпийский костюм и отправился вниз, на пляж, еще не открытый для купания. Он любил умыться морской водой. Пока отдыхающие делали физзарядку под лай репродуктора, он сбежал по гальке к самой воде, умылся, прополоскал рот и горло. Море заметно потеплело со вчерашнего дня. Митько захотелось окунуться в него всем телом. Вскочить, выскочить и, чувствуя, как горит кожа, растереться махровкой.

Так он и сделал, и, очень довольный собой, отправился в санаторий. Ветер трепал косматые пальмы. Поднимаясь по многочисленным ступеням, ступенькам и ступенечкам к стеклянному кубу столовой, Митько изрядно продрог, хотя синоптики сообщали, что в Симферополе и Севастополе температура воздуха поднялась до тридцати градусов.

Возле столовой к нему подошел двойник.

— Это, давай познакомимся. Я Иван Рябов, сын продольного пильщика.

Митько представился и спросил: