Что до Дэйви Бердсона… Иветте было плевать. Его она никогда не любила. Он злой и жестокий, никогда не проявляет доброты даже в мелочах, как Йоргос, хотя Йоргосу и не положено, ведь он революционер. С Бердсоном пусть делают что угодно – убьют хоть сегодня или отправят гнить в тюрьму. Собственно, на что-то подобное она и рассчитывала. Иветта винила его во всех несчастьях, которые на них обрушились. Нападение на «Христофор Колумб» тоже придумал Бердсон – про это было в магнитофонных записях.

Тут она поняла: а ведь ей никогда не узнать, что в итоге случится с Бердсоном или с Йоргосом, потому что сама она будет уже мертва.

Господи, ей ведь всего двадцать два, она только начала жить!

Но провести всю жизнь в тюрьме еще хуже. Лучше уж смерть.

Иветта продолжала шагать вперед. Она знала, куда направляется, – идти было примерно полчаса.

Впервые она поняла, во что вляпалась, меньше четырех месяцев назад – примерно через неделю после той ночи на холме в Милфилде, когда Йоргос прикончил двух охранников.

Сначала Иветта не поверила: решила, что Йоргос просто пытается ее напугать, когда он заявил по пути в город: «Ты увязла по уши! Ты была там, ты соучастница убийства; с таким же успехом ты могла сама прикончить этих свиней. Что будет со мной – будет с тобой!»

Но через несколько дней она прочитала в газете про суд в Калифорнии: трех преступников обвиняли в предумышленном убийстве. Они проникли в здание, и главарь застрелил ночного сторожа. Остальные двое не были вооружены и жертву не трогали, однако всех троих признали виновными и вынесли одинаковый приговор: пожизненное без права на досрочное освобождение. Иветта поняла, что Йоргос не лгал, и пришла в отчаяние: пути назад нет, сделанного не отменишь.

Иногда по ночам, лежа в темноте рядом с Йоргосом в унылом домишке на Крокер-стрит, она представляла, что возвращается обратно, на ферму в Канзасе, где родилась и выросла. По сравнению с ее жизнью сейчас то время казалось светлым и беззаботным.

Полная чушь, конечно.

Двадцать акров каменистой почвы едва позволяли отцу Иветты – вечно недовольному, сварливому, вздорному человеку – прокормить шесть ртов и наскрести платежи по ипотеке. Теплом и любовью в доме и не пахло. Постоянные скандалы родителей были нормой жизни, которую усвоили и дети. Мать Иветты, жаловавшаяся на все подряд, постоянно твердила ей, младшей из детей, что не хотела ее рожать и жалеет, что не сделала аборт.

Иветта последовала примеру старших братьев и сестры: уехала навсегда, как только смогла. Она понятия не имела, где сейчас семья и живы ли родители, и говорила себе, что ей все равно, хотя все же задавалась вопросом: узнает ли кто-то из них о ее смерти, прочитают ли в газетах – и шевельнется ли в них хоть что-нибудь?