— Хлеб у меня украли. Но в ранце есть еще консервы.

— А в чем варить? Ты захватил кастрюлю?

— Моим котелком обойдемся. И дождевой воды сколько угодно. К тому же осталась водка. С горячей водой получится что-то вроде грога. Это предохраняет от простуды.

— Лучше я выпью водку просто так.

Гребер зажег спиртовку. Слабый синий огонек осветил палатку. Они открыли фасоль, согрели ее и съели с остатками колбасы, подаренной свидетелем Клотцем.

— Будем ждать Польмана или спать? — спросил Гребер.

— Спать. Я устала.

— Придется лечь не раздеваясь. Тебе это ничего?

— Ничего. Я ужасно устала.

Элизабет сняла туфли и поставила перед ранцем, чтобы не стащили, потом скатала чулки и сунула их в карман. Гребер укрыл ее.

— Ну, как? — спросил он.

— Как в отеле.

Он лег рядом.

— Ты не очень расстроилась из-за квартиры?

— Нет. Я ждала этого с первой же бомбежки. Тогда мне было жаль. Остальное время мне судьба просто подарила.

— Это верно. Но можно ли всегда жить с такой же ясностью, с какой думаешь?

— Не знаю, — пробормотала она, уткнувшись в его плечо. — Может быть, когда уже нет надежды. Но теперь — все иначе.

Она уснула. Ее дыхание стало медленным и ровным. Гребер задремал не сразу. Он вспомнил о том, как иногда на фронте солдаты делились друг с другом всякими несбыточными желаниями, и одним из них было как раз вот это: кров, постель, женщина и спокойная ночь.

21

21