– Пузырь, молодцы! – закричал старший конюх. – Давай сюда пузырь!

И мочевой пузырь со всеми своими придатками исчез в глубокой полости, а конюхи проворно и ловко принялись зашивать шкуру.

С варварской поспешностью приведя животное «в порядок», ему выливали ведро воды на голову, освобождали от пут и, стегнув хлыстом, ставили на ноги. Некоторые клячи, сделав два-три шага, тут же падали с громким ржанием, и кровь фонтаном била из наспех зашитой раны. Другие каким-то непонятным, сверхъестественным усилием держались на ногах, и конюхи после произведенной «операции» вели лошадь на «лакировку», щедро окатывая водой ноги и брюхо животного. Красноватые потоки – смесь воды и крови – стекали наземь, и шкура коня снова приобретала блеск.

Лошадей чинили, как старые, изношенные башмаки, безжалостно поддерживая их агонию и отдаляя час гибели. Обрывки внутренностей, отрезанных для облегчения «операции», валялись на земле, исчезали под слоем песка на арене, пока не погибал бык и не появлялись служители с лопатами, чтобы очистить все кругом. Зачастую варвары лекари, сунув в образовавшуюся пустоту клок пакли, заменяли им неведомо куда затерявшиеся кишки.

Словом, делалось все, чтобы еще на несколько минут продлить жизнь лошади, пока пикадоры не выедут на арену, а там уже бык позаботится о завершении дела. Без жалоб переносили издыхающие клячи это жестокое возвращение к жизни. Если оказывалось, что одна из них хромала, ее приводили в порядок беспощадными ударами, от которых раненое животное содрогалось всем телом, от копыт до ушей. Бывало, смирная лошадь, доведенная нестерпимой болью до бешенства, кусалась, вырывая клок мяса или волос у «ученых обезьян», которые, забыв осторожность, слишком близко к ней подходили. Или, почувствовав в брюхе бычьи рога, она вонзала зубы в шею мучителя с яростью взбесившегося ягненка.

Во дворе пахло кровью и конским навозом; слышалось печальное ржание искалеченных лошадей, с шумом вырывались газы из-под конского хвоста; стекая на каменные плиты, кровь высыхала и темнела.

Гул невидимой толпы доходил и сюда. По тревожным крикам, вырывавшимся из тысячи глоток, можно было догадаться, что бандерильеро бежит, спасаясь от быка. За криками наступала глубокая тишина. Бандерильеро поворачивался к животному, и толпа громом рукоплесканий приветствовала удачно и смело вогнанные бандерильи. Звуки трубы возвещали, что настало время прикончить быка, и рукоплескания гремели снова.

Кармен жаждала покинуть цирк. Пресвятая Дева! Что ей здесь делать? Распорядок боя ей был неизвестен. Кто знает, не возвещал ли звук трубы встречу Хуана с разъяренным животным? А она стоит здесь, всего в нескольких шагах от своего мужа, и ничего не видит. Не лучше ли уйти, убежать от нестерпимой пытки?