— А вот так, отодвинь дамбу метров на пятьдесят к реке поближе, вот и весь сказ.

— Как же ее отодвинуть? — тупо повторил Исидоре.

— Опрокинь стаканчик, Исидоре, и поймешь тогда, — побледнел от злости Митрофане. — Видно, без выпивки тут не разобраться.

— Я тебе не пьянь какая-нибудь, и без того кумекаю.

— Вот и скумекай, не плюй, сказано, в колодец. — Митрофане вперил в Исидоре свой тяжелый взгляд. — Так и отодвинь. Отведи экскаватор метров на пятьдесят от моего двора, там и сыпь.

— Это что же, проект, по-твоему, изменить, да?

— Э-э, дорогуша ты мой, где гончару вздумается, там и прилепит к горшку ручку!

— Я тебе не гончар, а производитель работ, понял? — взбеленился Исидоре.

— Своя рука — владыка. Большое дело тебе доверено, ты и главный канал роешь, и дамба на Циви — твоя забота.

— Может, ты мне и на доверие прикажешь наплевать?

— Ты что же, на этот свой проект, как на икону, молился, что ли?

— Доверие почище твоих молитв будет.

— Так вот, если и впрямь тебе доверяют, кто тебя проверять-то станет?

— Ты мне тут байки не рассказывай, — погрозил пальцем Исидоре перед самым носом Митрофане.

— Душа отца твоего возрадуется на небесах, дорогуша.

— Сказано тебе: не смей мне про отца говорить! И дорогушей не называй, понял?

— Ты что же, по-человечески не понимаешь?

— Молчать! Коммунист я, ясно? Нам с тобой не по пути.

— Будь человеком, Исидоре. Я в долгу не останусь.

Сиордия вытер губы и притворно разгневался: