— Ну-ну, — сказал мужчина и наклонился к нему.

Вытянув руку, мужчина почти залез под стол. Пудель прижался к стене и негромко зарычал, но мужчина словно пытался ободрить его, как будто  о н  был здесь хозяином. Пудель дрожал от напряжения: его возмущало наглое поведение мужчины, но в то же время оно сулило и какую-то надежду. Он предостерегающе рычал, готовый в отчаянье не то вцепиться мужчине в лицо, не то еще глубже забиться в угол, и от волнения даже не заметил, как на его шее оказался поводок и его выволокли за дверь — лишь лапы пуделя еще пытались оказывать какое-то сопротивление.

Только очутившись за воротами, пудель понял, что случилось: самое ужасное из всего, что вообще могло случиться. Он, страж квартиры, вместо того, чтобы задержать вора и защитить квартиру, сам дал похитить себя. А ведь еще вчера он рвался из рук хозяйки и как лев пытался вонзить клыки в горло почтальону, который принес телеграмму. Все это было так ужасно, что пудель, охваченный безумным стыдом, поджал хвост, как будто он был голый и стеснялся этого.

Мужчина шагал спокойно, покачиваясь из стороны в сторону, и понемногу пудель начал приходить в себя. До него дошло, что из квартиры похищен только он. Даже дверь снова закрыта на ключ! Но ведь это, должно быть, неспроста: значит, этот тип явился именно за пуделем. Пудель знал, что у него красивая курчавая шерсть, и какой-то внутренний голос тут же шепнул ему: этому человеку нужна собачья шапка.

Таким образом, из-под кухонного стола пудель попал в водоворот самых противоречивых чувств, в положение, при котором люди, как правило, начинают искать веревку и крюк; потому он так послушно и ковылял рядом с незнакомцем, ничего не замечая вокруг: ни дребезжащего трамвая, ни других собак, что-то вынюхивавших на аллее, ни бродячих кошек, ни даже первой, еще сонной весенней мухи на собственном носу. Если бы ему вздумалось сейчас пожелать чего-нибудь, то он наверняка пожелал бы, чтобы явился собаколов и в два счета покончил с этой запутанной, жуткой и позорной историей.

Наконец кружными путями они добрались до пивной. Мужчина встал в очередь и отпустил поводок. Пудель мог бы убежать, удрать куда угодно. Он уже собрался было так и сделать: мышцы его напряглись, он недоверчиво взглянул, правда ли ремешок лежит на земле, вздрогнул. И понял: бежать некуда. Он без всякого сопротивления отступился от своих дел, своих обязанностей, своего дома, только скулил и дрожал под столом, и вот теперь остался за дверьми. Как ему оправдаться перед хозяйкой?

Пудель уселся у пивной будки, уселся прямо в пыль, чистым белым задом в лужицу пролитого пива. Со всех сторон слышались рыгания, причмокивания, грубые раскаты смеха.