Терапия была успешной в том смысле, что она смогла получить удовлетворение от своей карьеры, наконец смогла выдержать отношения, вышла замуж — родители нашли причину не прийти на свадьбу — и забеременела. К сожалению, беременность закончилась выкидышем, она очень горевала о потерянном ребенке, но была достаточно уверена в том, что вскоре снова забеременеет. В остальном она была довольна своей жизнью, и желание закончить многолетнюю терапию было встречено общим одобрением группы. Через год она снова пришла, очень озабоченная тем, что новая беременность не наступает, но еще не решила, хочет ли она снова начать терапию.

Во время второго интервью она сказала, что подумала об этом и решила, что справится сама, поговорит об этом с мужем. Но при встрече она окинула меня таким тоскливым, по-детски эротизированным взглядом, что я подумал, что отцовский перенос еще отнюдь не смягчился. И она тараторила без остановки, как будто забыла, что совсем не настроена начинать терапию: из-за ее озабоченности тем, что она не может забеременеть, — в последние девять месяцев все было направлено на это. Она набрала пять килограммов, потому что это в каком-то смысле имеет отношение к беременности: «Когда беременеешь, толстеешь, т. е. — хотя это безумие! — я будто думаю, что если я растолстею, я забеременею». Она больше не занимается спортом, не ходит на пробежку, она же может забеременеть, и так она потеряет ребенка. Она не хочет горевать и оставлять надежду, но на самом деле каждый день думает о том, не хочет ли она до сих пор слишком многого от отца и не может ли это быть причиной, по которой она не беременеет (т. е. беременность стала бы знаком слишком большой отделенности от семьи, чего она пока не могла себе позволить).

Этим утром она видела сон, который хочет рассказать: ребенок сидел у нее на коленях, и она пыталась положить его в коляску, но он все время выскальзывал, забирался под одеяло, и она не могла с ним совладать. Потом ребенок закричал от голода, она хотела дать ему грудь и вдруг обнаружила, что у нее нет молока! В отдалении проходили две матери с колясками и радостно смеялись. Ее муж все это время сидел в кресле и смотрел на нее, а на ребенка не обращал внимания.

Озабоченно она спрашивает себя, не может ли быть так, что она не способна стать хорошей матерью, как это изображено во сне. Я стараюсь это смягчить и говорю, что это, может быть, просто озабоченность, опасение, фантазия, ведь сон не отражает реальности. И, возможно, во сне она не только мать… Да, она уже думала о том, не может ли она быть ребенком, ведь у нее самой не было достаточно хорошей матери. Она без остановки плачет. Она больше не хочет горевать, ее прошлое должно уже остаться позади.