Когда пациент вооружится какими-то способами сдерживания себя от скатывания к деструктивному поведению, он сможет использовать возникающее у него чувство гнева как некий маркер для идентификации и деактивации автоматических мыслей враждебного свойства. Раймонд говорил о целых последовательностях автоматических мыслей, которые мелькали в голове, когда его охватывал гнев. «Она получает удовольствие от того, что наезжает на меня… Она обращается со мной, как с куском дерьма… Она всегда на меня давит». Тогда я предложил Раймонду подумать о том, какие разумные ответы могут быть на эти мысли: (1) «Я вообще-то не знаю, получает она удовольствие или нет. Она говорит, что терпеть не может расстраиваться». (2) «Критика с ее стороны вообще-то не так уж оскорбительна. Мне просто не нравится, когда меня критикуют». (3) «Она не всегда на меня давит».

Раймонд обнаружил, что, потратив время на запись своих автоматически возникавших в моменты озлобления мыслей и на ответы на них либо немедленно, либо потом, когда остывал, он оказался способным стать более объективным в оценках своих излишне резких реакций на поведение Глории. Одновременно уменьшилась интенсивность чувства гнева. На этой стадии терапии для Раймонда было важно осознать, что перед тем, как вспыхнуть от гнева, он чувствовал себя задетым, пострадавшим, обиженным. Он смог уловить ранившие его мысли: «Она считает меня слизняком… Она меня нисколечко не уважает». Конечно, существовала вероятность, что у Глории сложился негативный имидж Раймонда, особенно из-за случаев рукоприкладства. Поэтому было особенно важно еще раз проверить, насколько точны его интерпретации.

Наша адаптированность к другим людям требует, чтобы мы были в некоторой мере способны «читать их мысли», что и пытался сделать Раймонд в случае с Глорией. Дети с раннего возраста развивают в себе «теорию разума», которая помогает им делать правдоподобные предположения, догадки об убеждениях и намерениях других людей[337]. Однако в ситуациях острых конфликтов эта теория искажается в негативном ключе, а догадки становятся основанными для предвзятости. Обдумывая свои автоматические мысли, Раймонд пришел к выводу, что у него нет доказательств того, что Глория «вообще» относилась к нему как к «слизняку», или что она не испытывала к нему никакого уважения. Затем мы внимательно присмотрелись к предположению о том, что обида тоже вызвана лишь его интерпретацией, согласно которой он безразличен Глории, и она отвергала его. Снова и снова применяя правило, что все должно быть доказано, он пришел к выводу, что его интерпретации не выдерживают никакой критики. В результате описанного психотерапевтического вмешательства критические стрелы, выпущенные Глорией в адрес Раймонда, лишились яда, которым якобы были пропитаны.