После пяти минут спектакля, истерика стала потихоньку утихать. К тому моменту, как Брук позвал нас к завтраку, Виолетта окончательно успокоилась и теперь смотрела на меня глазами полными раскаяния. Я не удержался и пристыдил её за сказанные недавно слова, и тут сестра разрыдалась, на коленях прося у меня прощения. Она клялась, что сама не знает, что на неё нашло. Что совсем не думает, что я ей завидую или в чем-то обязан ей и умершей сестре. Ею просто овладел какой-то злой дух и это он говорил за неё.

Крокодильи слезы и искренние раскаяния Виолетты убедили меня, что она действительно не отдавала себе отчет в том, что говорила и делала, и одновременно я убедился, что моё «лечение» вызывает кайф не только у меня, но и у окружающих. При этом, эффект ломки на Виолетте проявился даже сильней, чем на мне. Я смог сам взять себя в руки и остановиться, пусть и не сразу, но смог. Виолетта же просто обезумела и была готова на всё. Моё «лечение» — коварное и страшное оружие. Возможно, даже пострашней, чем меч, ведь оно способно заставить подчиниться даже того, кто этого всеми силами не желает. Одновременно, становилось очевидно, что в качестве жреца в команде я состоять не смогу. Заклинание сильное, но имеет опасные побочные эффекты. Вроде, физически отпускает быстро, но психологическая зависимость остается. Мысли сами все время возвращаются к желанию повторить пережитый кайф. А если на душе плохо или неспокойно, это желание лишь усиливается.

С сестрой мы, вроде, помирились, но неприятный осадок остался. Не так всё гладко в сестринских отношениях Ризольды с Виолеттой. Есть маленькие червоточины, крохотные зародыши зависти. С удовольствием позавтракав горячей пищей, и убедившись, что Виолетта уже окончательно отошла от одурманивающего воздействия моей «лечебной» магии, я завел разговор о будущем. Думал вначале потянуть её с собой за город, но потом решил, что ей не стоит видеть лишнее и пора начать учиться самостоятельности. Не буду же я постоянно с ней возиться, как с маленькой. Могу на задание уйти на несколько дней или вообще на месяц-два, если оно будет в другом Герцогстве. В конце концов, отлучусь по своим каким-то важным делам. Какой толк ей просто сидеть на попе ровно и дожидаться меня неделями? Будет хорошо, если она сама немного поработает, узнает цену труду, заработанным им деньгам и чему-то научится. Об этом я и завел разговор.

— Я не могу работать, — услышал я беспечный ответ Виолетты.

— В смысле?

— Я ничего не умею. Матушка меня не приучила к труду. Пока была прислуга — то она всё делала, а как денег не стало, то нам люди из ближайшего села помогали. Мужики дрова рубили, женщины еду готовили. Отец им за это редко платил, поэтому вскоре помощь прекратилась и вовсе худо стало.