Я дал волю орку. А точнее, я просто не мог больше сдерживать его инстинкты и волю, которые уже были единожды пробуждены от вековечного сна. Он успел попробовать крови. Он был «Островным Берсеркером».
Я что-то говорил на непонятном наречии, вгрызаясь зубами в железные прутья. Существует поверие, что орки никогда не пользуются в бою клыками. Кто-нибудь говорил это орку-берсеркеру, чью мать медленно убивают на его глазах? Мои губы были разорваны, с рук свисали лоскуты зеленой кожи по самый локоть. Я, или уже не я, пытался протиснуть широкие руки между прутьями, разрывая себе плоть. Это получилось. Но устремившиеся во тьму пальцы так и не смогли нащупали и раздавить врага. Я пытался прорваться. Моей вычислительной мощности не хватало, поэтому я только сам себе вредил. А мое человеческое мышление преобразовало эти попытки в визуальные кровавые эффекты.
— И зачем так убиваться? Я бы открыл. Но ты даже не попросил.
Щелк.
Решетчатая створка камеры открылась.
Глубокая диагностика не работала. Я был в режиме «Берсеркера».
Не жалея себя, орк внутри меня стал выдергивать руки. Хрустело, чавкало, капала густая кровь. Но не прошло и двух секунд, как я освободился. Одна рука обессилено обвисла вдоль туловища.
Как глупо. Враг думает, что большой уровень его персонажа или мои ранения спасут его от страшной смерти? Бушующую ярость, которую не знал мир, не осилит никто.
Рекламный транслятор мельтешил перед глазами, но мне было плевать. Одним стремительным движением я вырвался из камеры и нырнул в тень, где прятался трус. Его ещё не видно, но правая рука уже устремилась и…
Замерла в трех сантиметрах от головы эльфа.