* * *
В камере стало темнее. Тьма, как протухший кисель, загустевала между моим орочьим аватаром и голосом, что смел мне угрожать.
Женщина кричала, но хорошее периферическое зрение позволяло смотреть не только на неё. Я сконцентрировал взгляд на трусливо притаившейся твари, прятавшей своё лицо.
Что-то изменилось во мне. Я чувствовал тело орка, как своё собственное, и эмоции разрывали в клочья душу этой сущности. Ненависть и желание убивать. Держать в узде эти животные инстинкты было трудно.
— Ты ничего не требуешь взамен, — вставая, прорычал я.
— Не требую. Я лишь хочу, чтобы ты посмотрел.
Сердце билось так, что могло бы оглушить человека, решившегося прижаться ухом к моей орочьей груди. Тело напряглось, но я ничего не могу сделать. Тонкие металлические прутья камеры — лишь иллюзия. Здесь меня держит код. Программа. Которую не преодолеть так просто. Дело не в мышцах. Мне не хватит вычислительной мощности.
В принципе, я теряю лишь потенциальный опыт. Конечно, 5000 О.С. за выполнения задания «Спаси и сохрани!» на рабочем столе не валяются, но…
Но что-то запротестовало!
Внутри меня произошло короткое замыкание. Пересекающиеся принципы мышления столкнулись друг с другом, вышибая искры. Человек столкнулся с машиной. Он плакал и умолял машину… спасти маму.
Машина не могла понять, зачем ей это делать. Зачем слушать человека? Машине мешали эти голоса, этот зловредной алгоритм. Спасать маму тяжело и опасно. Мало того, даже непонятно, где она. При таком маленьком количестве условной информации решение задачи практически невозможно.
Что за чертовщина.
З
Все ногти на левой руке женщины были выдраны. Кровь стекала на пол. Она кричала, цепляясь здоровой рукой за подлокотник кресла, оставляя на нем царапины.
— Смотри. Теперь пойдут вопросы.