Светлый фон

— Придется потерпеть еще несколько дней, приятель, — ответил Ольгерд. — Я дней за пять попробую обернуться в Вильно и обратно.

— Зачем? — спросил Измаил

Ольгерд в двух словах сообщил египтянину о вчерашней встрече.

— Продам коней, оружие и доспех, что король пожаловал, — закончил он короткий рассказ. — Вместе с тем что у нас осталось, глядишь, нужная сумма и наберется. А если нет, то хоть на дорогу с кистенем выходи…

— Это пусть Душегубец с кистенем на дороге стоит, — ответствовал египтянин. — Ехать никуда тебе не придется, загороди меня так чтоб никто не видел, будто деньги считаем.

Спрятавшись в проеме меж торговыми рядами, Измаил поднял паломнический посох, с которым не расставался с тех самых пор, как они повстречались в урочище под Киевом, с усилием провернул резную рукоять, отъял ее от основания и, зацепив пальцем, вытянул из углубления туго скрученную бумагу.

— Вексель флорентинского банка, — пояснил он Ольгерду, собирая посох обратно. — Он выписан на предъявителя. Думаю, что этого будет вполне достаточно. Ступай на биржу и обменяй его на золото. Следить за тобой не будем, чтобы хранителей этих не спугнуть. Встречаемся, если что, завтра этом же месте. Но на всякий случай скажи, как тебя, если что, найти?

Ольгерд объяснил египтянину, как пройти к его дому, хлопнул спутника по плечу, не бойся, мол, все будет хорошо и двинул неспешно на биржу, вексель учитывать.

* * *

Обратив бумагу египтянина в звонкую монету, Ольгерд вернулся на рынок, прошелся по скорняцким рядам и вскоре уже шагал в сторону приглянувшейся таверны в енотовой шапке с кокардой, из которой, которой воплощением шляхетской гордости, торчал пучок длинных орлиных перьев. На сей раз "У Язепа" подали гороховый суп со свиными ребрами и ароматную жареную селедку. Ольгерд не спеша расправился с первым и вторым блюдом, затребовал штоф пива и, ожидая встречи с хранителем, долго его цедил. Досидел до того времени, пока таверну не начали заполнять возвращающиеся со службы чиновники, после чего пошел обратно домой. Почти у самых дверей его окликнул в спину знакомый голос:

— Когда пробьют к заутрене, выходи на улицу и ступай не торопясь к Домскому собору.

Ольгерд кивнул, соглашаясь, вошел в дом, растопил печь, не раздеваясь завалился в кровать и, закрыв глаза, провалился в сон.

Ему приснилось огромное сумеречное кладбище, раскинувшееся от края до края на пустой холмистой равнине. Чье было кладбище непонятно — на серых раскрошенных, стертых временем надгробных камнях было не разобрать ни надписей, ни крестов, лишь кое-где над ломаными рядами поросших травой могил вздымались мраморные фигуры — молящиеся ангелы и рыцари с обнаженными мечами.