Пока достопочтенные радники выражали полную поддержку словам и делам своего сурового атамана, тот цепким взглядом осматривал залу пока, наконец, не заметил своего гостя.

— Ба! Кого я вижу! Ты ли это, Ольгерд? — Вновь рявкнул, перекрыв шум, кошевой. — А я про тебя на днях как раз вспоминал. Дело-то такое намечается, что каждая добрая сабля дороже золота. Ну, на этом, хлопцы, и закончим, мне с шановным паном потолковать нужно. А завтра, чуть свет, пойдем на Вышгород и дальше через земли Чернобыльского полка…

Застучали, отодвигаясь, лавки. Казаки, гомоня и толкаясь двинули на двор.

Из задымленной и пропахшей потом залы гость и хозяин перешли в соседнюю комнату с накрытым столом. Кошевой, хлебосольным жестом предложил Ольгерду место на выбор, дождался, пока гость усядется, опрокинул за встречу чарку горилки и спросил:

— Так ты как, компанеец, проездом у нас или ко мне по делу?

— По делу, пан Богдан, Ответил Ольгерд. — Письмо от Кочура тебе привез. А также и весть скорбную. Погиб Тарас под Клеменцом, а вместе с ним и вся его сотня.

Кошевой вмиг на десять лет постарел. Стянул с головы серую каракулевую шапку, посерел лицом.

— Слышал я, что наших там татары с поляками положили. Только вот кто выжил, а кто погиб, я не знал. Что расскажешь?

— Все погибли, до единого. Татары, кого не порубали, того взяли в плен. А пленных отдали польскому королю, который приказал их казнить.

— Точно знаешь?

— Сам там был.

— А ты как спасся?

— Не с ними я был, кошевой. Пришел в Клеменец из Крыма, пока разобрался что к чему, было поздно.

Ольгерд не стал вдаваться в подробности и рассказывать, на чьей он воевал стороне. Кошевой Богдан был человеком горячим и запросто мог в сердцах объявить его лазутчиком или предателем.

Молява, сам себе наливая, молча опрокинул в себя подряд две чарки и тяжко вздохнул:

— Добрым казаком был Тарас. Ходить бы ему в полковниках, да видишь дело как повернулось Ну да ладно, что там за письмо?

Ольгерд протянул послание с описанием похорон Золотаренка, найденную в сумке у Кочура. Кошевой отмахнулся от пакета, как от шершня:

— Не обучен я этим премудростям! Читай, хлопче, не джуру же будить в самом деле, пусть перед походом отдохнет.

По мере того, как Ольгерд оглашал рассказ о страшных событиях, произошедших в Корсуне потухшие было глаза кошевого вновь загорались нехорошим огнем.

— Ивана, стало быть извели, — дослушав до конца хищно оскалился Молява. — И не только самого на тот свет отправили, но и память о нем покалечили. Теперь и до брата его, Василя, полковника Черниговского, добраться будет не в пример проще. Сестрицу их, хмелеву женку Пилипиху, чтоб ей черт в аду ворожил, пока не достать, но без братцев она словно лодка без весел, далеко не выгребет, делу нашему не помешает.