– Тогда, получается, меньше.

– А может, – начинает подмигивать старший охранник, – мы как-нибудь без вождя обойдемся?

Так и я про то! – веселеет Брайан, подмигивает в ответ и следует своим путем дальше.

Для начала по распадку, ведущему к изрезанной дельте, в водосборной системе которой мы с Чингачгуком Большим Скакуном чуть ли не полдня развлекали друг друга догонялками.

На месте примыкания распадка отмечаем, что профиль когда-то существовавшей здесь дороги действительно загибается влево, направляясь вверх в холмы. Но нам прямо в противоположную сторону.

Сворачиваем вправо и через четверть часа втягиваемся в сужение, соединяющее верхнюю долину с нижней, где у самого начала левой террасы расположились останки лагеря, куда, по словам вихрастого, в свое время ссылали детей.

На взбугренной площадке перед облупившимся остовом культурно-питательного здания по-прежнему лежит окатанный камень, а на нем до сих пор изображает памятник самому себе последнему несгибаемый могиканин.

Вероятно, другого пути вниз нет, а поскольку нас тут еще не видалось, опасность привести хвост не миновала.

Поднимаемся на террасу и выходим на площадку.

Дав косяка, отводить беглый взгляд Чинг передумывает.

Смотрит сначала так, потом поворачивает и лицо.

Встает и, не спуская глаз, ждет.

Что ж, с шестым чувством у него все в порядке.

– Возвращайся в стойбище, – говорит Брайан. – Будешь помогать старшему охотнику.

Едва заметно кивнув, Чингачгук направляется к горловине и как-то очень быстро теряется за деревьями.

Справятся они, Брайан, не дети же малые.

У каждого свой путь.

Тем более, если он уже начертан.

Чтобы не прыгать по вздыбленным плитам центральной аллеи, забираем круче на склон и следуем почти по гребню долины.

Солнце, зависнув в верхней части своей дуги, припекает левую щеку.