Рагнейд, щедро заряжая юнитов, выплеснула наружу волну боевой злости. Лязгнула тетива, арий опрокинулся навзничь, а через секунду по застывшим оркам из каждой бойницы ударили арбалеты гоблинов.

Фарелл оторвался от кристалла и спросил:

– Кто-нибудь из вас, высокие, смыслит в некромантии?

Вожди Союза переглянулись. Отозвался Бармалей:

– Я хожу по Холодной Дороге. К чему вопрос?

– Очень любопытно узнать, зачем барон таскает с собой целый оркестр? Не ради воспитания у своей нежити эстетических наклонностей, смею надеяться?

– Музыка позволяет невероятно эффективно управлять огромными массами Холодных. Она создает эмоции, как бы странно это ни звучало. А что, Мак-Гир опять сменил Инструмент?

– Опять.

– И что на сей раз?

– Не поверите – скрипка!

Элеадунец расхохотался. Во весь голос, от души, с каким-то облегчением. Остальные терпеливо ждали, когда он отсмеется.

– Не думал, что в вашей локации кто-нибудь владеет Инструментом такой силы, – Бармалей оскалился. – Альянс будет смертельно удивлен.

Замешательство ариев длилось целых две минуты. Они просто не могли поверить в такую потрясающую наглость. А проклятая, недобитая и упорно не желающая быть добитой баллиста снова заряжалась.

Рядом с расчетом, шагах в трех, остановился единорог с распоротым брюхом. Кишки, чтобы не волочились по земле, неряшливо обрублены. Агравейн оглядел артиллеристов, точно пытался навсегда запечатлеть в памяти их нескладные изможденные фигуры, и промолвил:

– Отменно сработано, нукеры. Вы понимаете, что только что уничтожили командующего вермахтом?

– Да хоть папу римского, – устало проворчал Курбан. – Щас еще кого-нито завалим.

– На редкость образованный юноша, – заметил какой-то норгский маг. – Ты, может, даже знаешь, где Рим находится?

– Все подданные великого хана обязательно заканчивают четыре класса начального мектеба, – с гордостью сообщил Хаким-хаджи. – Или медресе. В зависимости от наклонностей и вне зависимости от расы.