Помолчав минуту, я заключил:

- Мой дед говорил мне частенько, что нельзя останавливаться на полпути даже, если ты сомневаешься, что, может быть, совершаешь глупость...иначе тебя убьёт сожаление и тоска о несделанном. Лучше сожалеть о сделанной ошибке, чем о несовершённом великом деянии...

- А кем был твой дед Эскул?

- В одном мире - великим целителем, в другом - Архимагом, но это всё в прошлом.

- Так что ты решил?

- Давай сделаем это, Гергудрун. Но, клянусь Великим Рандомом, если Натиенн узнает...ты очень пожалеешь...

- Ха-ха-ха, - тихий грудной смех Герды был мне ответом.

Я снова лёг на спину и постарался расслабился. Свет лун освещал мои грудь, живот и руки орчанки, что зачерпнули из чаши над жаровней тёмную маслянистую жидкость и начали быстро втирать мне в кожу. Каждое движение её ладоней отзывалось нарастающим трепетом по всему телу. При этом, ведьма что-то напевала себе под нос, улыбаясь. Её жёсткие волосы, которые она распустила, поминутно касались то моей груди, то бедра, то ступней, вызывая кратковременные всплески жжения. Её глубокое и шумное дыхание, шёпот неразборчивых слов странной песни заполнили всё пространство чердака, словно шелест летучих мышей, потревоженных во мраке. Из темноты к ней присоединились новые голоса. Хор невидимых чтецов колдовского речитатива всё наращивал и наращивал темп.

Я попытался пошевелиться и не смог. Тело сковала внезапная слабость. Герда подхватила фиал со Слезами Матери, капнула пять капель на своё запястье и поднесла к своим губам. Слизнула, блеснув в темноте белками глаз, и тут же впилась в мои губы долгим поцелуем, настойчиво дразня мой язык своим. Во рту у меня защипало, гортань онемела.

Через несколько минут зуд и жжение перестали нарастать и достигли своего пика, окружающее пространство расширилось, стены и крыша пропали, шёпот стих.

Я увидел яркие глаза орчанки перед собой. На губах играла лукавая улыбка. Зрачки расширились. На кончиках клыков розовый язык отплясывал нетерпеливый танец.

С новым грудным смешком она начала медленно покрывать поцелуями мою шею, плечи и грудь, спускаясь к пупку. При этом она умудрялась крепко прижиматься ко мне своей острой грудью, крепкие соски которой, величиной с виноградину, заставляли меня горько жалеть о своей неподвижности.

Кровь молоточками стучала в ушах. Жар вновь охватил тело. Он волнами пробегал от затылка к пяткам и обратно. Гергудрун всецело завладела моими чувствами и желаниями. Словно дирижёр, своими чувственными пальцами она играла на моём теле древнюю и дерзкую мелодию страсти. Моё внутреннее я рвалось и билось, пытаясь вырваться из цепких объятий волшебной схватки. Каждое сухожилие, каждый нерв звенели от натяжения...