- Ты, Чуждый, умереть сегодня. - процедил шаман, - И умереть очень плохо.
- Мы все, рано или поздно умрем. - как можно безразличнее ответил я, хотя огонь ярости едва не сжигал меня от близости врага, - А чего это ты такой расстроенный? Неужели твоему никчемному богу не понравилось подношение? Наверное, теперь, ты не получишь так нужные тебе блага? Поверь, я так тебе сочувствую...
В последнюю фразу я вложил столько издёвки, что шаман взбеленился и начал пинать меня ногами. А я смеялся. Было больно, но я смеялся. А потом, всё вдруг прекратилось. Я облизнул разбитые губы и, сдерживая стон, повернулся в сторону Гаронгуса, склонившегося надо мной.
- Слушай, ты ноги себе не отбил случайно? Больно ведь, наверное...
Вот только гоблин уже успокоился и не отреагировал на подначку. Вместо этого он оскалился и показал на Листу, безучастно лежавшую в нескольких метрах от меня.
- Я знать, ты приходить за этот выродок, - на последнем слове он сплюнул, потом указал на мага, сидящего с закрытыми глазами, - Сначала должен быть умереть этот выкормыш огонь, но я очень хотеть сделать тебе боль. Поэтому, она умереть сейчас.
Верховный резко выпрямился и, под звуки вновь зазвучавшего мычания, направился к Листе, ухватил её за ноги и самолично потащил к алтарю.
- АРЗАААС! - крикнул я вслух, во всё своё горло, одновременно извиваясь в попытках сбросить с себя путы, но единственный, кто отреагировал на крик, был маг. Он открыл глаза и повернул голову в мою сторону. - АРЗАААС...
В этот момент, на полпути к жертвеннику, Листоглаза, сбросив оковы апатии, подтянула к себе ноги и с силой выбросила их вперед, впечатав свои ступни в Гаронгуса. Шаман, хоть и был сильным злодеем здесь, но, по видимости, не самым тяжелым. Он, конечно, пытался восстановить равновесие, но быстро запутался в ногах и растянулся на полу, безвозвратно испортив свой, наверняка статусный, головной убор. И благодушия, после такого урона авторитета, у него не прибавилось. Верховный яростно сорвал с себя церемониальную накидку, оставшись лишь в дранном килте, и преобразился внешне. Он стал гораздо выше, тело его раздуло уродливыми буграми мышц, а глаза стали полностью белыми. Ему, теперь, не составило труда оторвать гоблу от каменного пола, и, не смотря на отчаянное сопротивление, одной рукой донести её до алтаря и впечатать в него спиной. Листа сразу обмякла, от удара, и в тот же миг, её сковали магические путы. Гаронгус воздел свои конечности вверх и замер.
А я, бессильный что либо изменить, всё это время продолжал рваться вперед, изрыгая проклятия и выворачивая кисти из кандалов, но безуспешно. Пучина ненависти во мне, была до краёв наполнена полыхавшей яростью, которая никак не могла найти себе выход. Я пытался направить её в руки, чтобы от жара, кандалы, стекли с моих рук, но моё желание осталось безответным. И когда отчаяние моё достигло предела, единственное, что пришло мне в голову, это промолвить в пустоту: