«Я и сама не знаю, в этой суматохе потеряла нить происходящего. Но как ты думаешь – тебе повезёт? Так повезёт, тварь?» — думала я, глядя в светящийся разумом изумрудный глаз.

Обычный зверь, наверное, был бы ослеплён гневом и болью и хотел бы достать обидчика любой ценой. Но гигантская змея была умнее, по крайней мере, мне очень хотелось в это верить. И в первый раз в этом бою мне по-настоящему повезло. Гадина наклонила голову, развернулась и, мотаясь из стороны в сторону, свалила вверх по течению, быстро исчезнув в толще зеленоватой воды. Я развеяла плетение и, преодолевая дурноту, медленно поплыла к берегу. Выбравшись на песок, потеряла сознание.

Когда пришла в себя, солнце уже преодолело зенит. Видимо, я была в отключке несколько часов. Походя заметив, что тело вернуло привычный вид, я, шипя, приподнялась на локте, и меня вырвало смесью воды и змеиной крови. Жуткая слабость проникла в каждую клеточку моего мёртвого тела, песок перед глазами плыл и было очень сложно сфокусировать взгляд. Поэтому, когда я, повернувшись, увидела рядом с собой свой меч, я сначала приняла его за галлюцинацию – и правда, откуда – змея же в себе уволокла? Пощупала рукоять, коснулась лезвия, задумчиво посмотрела на порезанный палец – да нет, не галлюцинация. Пофиг, буду думать потом. Я медленно поднялась, пошатнулась, помогла себе мечом, как тростью, и утвердилась на ногах. Голова закружилась, и я упала на колени, меня снова вырвало кровью. Я тихо выругалась, захрипела и растянулась на песке. По-моему, всё же не в луже своей блевотины, но, честно говоря, я не уверена. Пролежав какое-то время, я почувствовала боль, посмотрела на руку и заорала – я горела заживо! Видимо, к этому моменту «кровавый покров» потратил последние запасы крови и маны и отключился – но это я, конечно, тогда не осознавала. Я, скуля, сползла обратно в воду, в тщетной попытке потушить пламя, а когда не смогла, в панике достала из кольца плотный чёрный плащ и, дрожа, накрылась им, свернулась калачиком на песке. Через некоторое время боль прошла, а ожоги на руках медленно покрылись рубцами и наконец заросли кожей – куда более бледной, чем обычно, и… сухой что ли? Смотря через плащ на ненавистное светило, я тихо материла этот долбаный мир, грёбаный Хор, сраного Каслевского, превратившего меня в кровососа. Это продолжалось минут десять, потом, когда ругательства кончились, я просто беззвучно плакала и наконец, опустошённая впала в апатию. Не знаю, сколько я пролежала под толстой тканью без движения, но, наконец, приступ жалости к себе схлынул.