Женщина фыркнула:

— Тот козёл нанял меня и моих парней разобраться с бандитами, а когда мы это сделали, отказался платить. Я просто взяла то, что он нам был должен и добавила пару тумаков сверху.

— Чистосердечное признание, значит, — сказал Кадос и повернулся к Карионе.

Бенедикта покачала головой:

— Только покаяния я снова не вижу. Приговор – сожжение на костре.

— Это мы ещё посмотрим, — заявила воительница и прыгнула вперёд, к помосту.

Если она рассчитывала умереть на мечах, ей не повезло. Кадос приложил её знаменем поперёк хребта, добавил по голове и указал на бесчувственное тело паре инициев:

— Привяжите её к столбу.

Когда орку унесли, Кадос зачитал последнее имя:

— Лираэн из Митриссы. Шаг вперёд.

Эльфийка осталась стоять на месте.

— Шаг вперёд!

Девушка покачала головой:

— Я не признаю этот суд.

Кадос нахмурился:

— Это неуважение к церкви и лично к бенедикте Карионе.

— Я не признаю и вашу церковь тоже.

Рыцари шагнули вперёд, но их остановил жест жрицы:

— Заблудшее дитя просто напугано. Неуважение к церкви карается очень строго. Неужели ты не хочешь ничего сказать в свою защиту? Или хотя бы заслушать обвинение?

— Нет. Но, — она вдруг бросила на меня мимолётный, почти незаметный взгляд, — я скажу последнее слово. Ты умрёшь гораздо хуже меня. И лишишься того, чем дорожишь больше всего, — она обвела площадь взглядом и добавила громче, почти крикнула, — Как и вы все!