И он попытался обнять нас всех одновременно. Получилось это у него не ахти, руки у него были коротки, потому основная часть объятий досталась опешившей Танюше.

– А ну, брысь! – хлопнула его по ладони Марина. – Эту девочку даже не думай трогать, понятно?

– Марина. Мариночка. Маринеско ты мое ненаглядное, – Валяев даже губами поплямкал, изображая что-то вроде поцелуев. – Да когда кого я трогал против его воли? Ведь этого делать нельзя, сама знаешь. Все всегда происходит только по доброй воле. Человек – он же сам творец своей судьбы, кто бы что ни говорил. Он ей распоряжается, сам всегда все решает. Человек волен делать что-то или не делать ничего. Он может идти или бежать, ломать или строить, любить или ненавидеть, жить или…

– Ну-ну-ну, – Зимин положил Валяеву руку на плечо. – Вон как тебя в тепле-то развезло. Все, пойдем-пойдем-пойдем, уже посадку объявили. В самолет сядем, там кресла мягкие, удобные! Ты еще «соточку» в себя забросишь – и баиньки до Праги.

– Вот, – Валяев ткнул пальцем Зимина в грудь и залихватски подмигнул Танюше. – Весь фокус в этом. Человек – он, конечно, решает все сам, и никто не может управлять его волей. Ну, не то, чтобы никто, просто… Неважно. Скажем так – право выбора всегда остается за человеком. Но разве кто-то мешает или запрещает навязать ему чужие мысли и желания? Если это делать с умом, не нарушая правил и уложений, так, чтобы даже комар своего носа не подточил…

Тут Валяев замолчал, а после в голос заорал:

А потом он еще и в пляс пустился, махая невесть откуда извлеченным белым платочком и закладывая лихие «коленца».

Не верю я ему. Не в смысле – всегда, хотя и не без этого, а конкретно сейчас. Я видел его пьяным – и он никогда не вел подобных бесед загадками. А тут вот прямо пробило его. Это неспроста. Валяев только выглядит шутом, на самом деле с головой у него все в порядке.

Или же он сейчас надрался совсем уже в лоскуты.

К моему великому удивлению и разочарованию, на рейс мы все-таки успели. В самолете, пока я на пару с Танюшей разглядывал салон бизнес-класса, в Валяева влили обещанную «соточку» коньяку из фляжки, и он уснул, выдав перед этим еще несколько строк неизвестной мне песни про комара и подергав ногами. Как видно, так он обозначил развеселую пляску.

– Здорово здесь, – тихонько сказала мне Танюша. – Вы до этого летали таким классом?

– Нет, – честно ответил я. – Зато мне доводилось летать на военных самолетах, это тоже очень круто.

Про то, что тем рейсом везли «двухсотых» из одной южной страны, которую не каждый россиянин на глобусе или карте показать сможет, я умолчал. Как и про то, что мы в том самолете, по сути, чуть ли не на гробах в отсеке сидели.