– Все в порядке, ты можешь войти! – отвечаю ему, не отрываясь от своего занятия. Все еще стою боком к зеркалу, оно тут, кстати, восхитительное: в полный рост! Все изменения в своем теле можно без проблем рассмотреть. Чем я, собственно, и занимаюсь…

– Сонь? – посмеивается Мирослав, входя в ванную. – Ты чего?

– Я не понимаю, вырос он или нет! Точнее, вырос он из-за ребенка, или потому что ты таскаешь мне булочки и круассаны каждый вечер.

– Перестать?

– Ни в коем случае! – говорю ему, а он снова смеется. Смешно ему, конечно… С его-то фигурой точно не надо париться ни о булочках, ни о животах. У него, как выяснилось, в подвале этого дома небольшой спортивный зал… Там он из себя скульптуру и лепит вечерами. А тут я, здравствуйте. Шарик.

– Тебя волнует то, что он растет, или…

– Не знаю, – вздыхаю. Я стала такая странная! Раздражаю сама себя порой. Очень, очень странная. Как Мирослав меня терпит – понятия не имею. – Я хочу быть пузатенькой. Но не толстой, а просто беременной.

– Все так и происходит, Сонь. Ты ни капельки не толстая, просто беременная. И животик вырос совсем немного как раз поэтому.

– Вырос? – оборачиваюсь на него, сама чувствую, сколько в голосе надежды. Кому расскажешь, не поверят, что существуют девушки, которые хотят себе огромный живот до носа.

– Мне кажется, что да. Если ты наденешь что-то обтягивающее, будет точно видно, что мы ждем ребенка, – говорит он, рисуя на моих губах улыбку, а потом отлипает от дверного проема и наконец-то подходит ко мне. Я ждала вообще-то!

– Потрогай, проверь, – говорю ему, и он замирает. Ну я же сама с собой договорилась делать его счастливым и наконец-то уже разбить все эти невидимые стены между нами. Нам нужно сближаться. Он в любви мне признается каждый день, а я… А я не умею совсем. Но он учит. Любить, быть любимой и эту любовь демонстрировать.

– Я?

– Могу чужого кого-нибудь попросить, – ворчу на него, а он улыбается. Вот странный… Другой, мне кажется, уже послал бы меня куда подальше с таким характером и заскоками, а этот любит.

– Еще не хватало, – ворчит в ответ, а потом присаживается передо мной на корточки и аккуратно укладывает ладони на живот. Теперь точно вижу, что округлый. Ладони Мирослава очень мило форму шарика повторяют, пусть пока еще и очень небольшого. – Эй, малыш, – говорит он животику, – тебя уже отлично видно.

Он разговаривает с ребенком внутри… Первый раз. Мы столько упустили, если честно! Незнанием, непониманием, а может, еще чем-то, не знаю. Но столько времени ушло в никуда, как мне кажется, хотя мы могли бы спокойно друг друга любить. А может, я просто с ума уже схожу и все-таки каждую минуту мы прожили с пользой и делали что-то очень важное тем, что не прыгали в омут с головой, а просто приняли наше положение и продолжали сближаться, никуда не торопясь, чтобы потом не пожинать плоды глупой спешки.