Мне не хватало ее.
Девчонки со сложной судьбой и тяжелым характером, которую хочется делать счастливой изо дня в день.
Той, кто с первого взгляда приручила моего пса и меня вместе с ним. Той, кто украшает этот дом и наполняет его радостью. Той, кого я катастрофически сильно хочу познакомить со своей мамой, просто чтобы банально похвастаться, какое в нашей семье теперь есть солнышко.
Мне всю жизнь не хватало той, кого я захочу добиваться, решать ее проблемы и отрывать всем руки за то, что они посмели ее тронуть.
Мне не хватало ее звонкого смеха, вкусных блинчиков по утрам, радости на лице от тарелки с клубникой и смешного выражения лица, когда она хмурится.
Я обожаю ее песни в машине, хотя одновременно не могу их терпеть. Всем сердцем люблю, когда она опаздывает и пытается сделать макияж на ходу, и то, как крепко обнимает меня, когда сидит у меня на коленях.
Я не знаю, каким словом назвать это чувство, кроме как любовью. Хотя, честности ради, я почти уверен, что это что-то гораздо большее.
Это больше и сильнее, такому просто еще не придумали определения. Потому что за такой короткий срок эта девчонка стала для меня целым миром, и я хочу делать этот мир счастливее даже со всеми его тараканами.
– Я собираюсь расплакаться, – говорит Соня, внезапно вырывая меня из всех мыслей. Она стала плаксивая, и в глазах и правда стоят слезы.
Малышка ревет каждый раз, когда понимает, что нужна мне. Я хочу показать ей, насколько сильно она заслуживает быть любимой просто за то, что она есть.
– Из-за того, что люблю тебя? – повторяю, а у нее начинает дрожать подбородок.
– Угу. И еще потому, что смотришь вот так. Как будто… как будто…
– Как будто я вообще больше не представляю без тебя свой жизни? – спрашиваю, а она все-таки начинает плакать, прикрывая лицо ладошками.
Даю ей эту минутку слабости, укладываюсь рядом, притягивая Соню к себе на грудь и даю возможность выплеснуть эмоцию слезами, просто поглаживая ее по голове все это время. Если она плачет не от горя или обиды – пусть плачет, если потом ей станет легче.
– Я, похоже, буду плакать до самых родов, – говорит Принцесса спустя три минуты, когда наконец-то успокаивается. Только смешно шмыгает носом. – Моя мама, когда была жива, рассказывала мне, что тоже была очень плаксивая, когда носила меня. – Когда Соня говорит это, в ее глазах снова появляются слезы. Конечно, ей больно вспоминать маму, но нужно уже успокаиваться. Ей ведь нельзя нервничать.
– Наверное, у нас тогда тоже девочка, – говорю ей, и она вдруг затихает. Мы еще не обсуждали это. Времени не было, да и… да и осознание еще толком не пришло. Все очень быстро случилось.