Жизнь не уменьшилась ни на каплю - жаба-мутант парализовала его. Наверняка, во всем виновна эта слизь. Боррау не стал бросаться, вместо этого пригнулся и принялся медленно обходить изменившегося демона по кругу. Демон рванул к игрокам, язык стал мелькать со страшной скоростью, втягивая игроков в рот, который обзавелся внушительными резцами. Щеки монстра раздувались. Стало ясно, что у противника теперь появился запас жизни. Чудовище не сожрало игроков, но оставило в мешках-щеках про запас.
Боррау и Фиалочка бросились на врага, а я уселся медитировать. Капли на краях кувшина сдвигались мучительно медленно, но отвлекаться на происходящее было опасно. Игнорировать происходящее снаружи оказалось не так просто, как воображалось. Отрешиться от смягченных, но все равно ощутимы ударов лап гигантского кота по земле, рева пламени Фиалочки, мыслей о демоне, который в любой момент может напасть. Жаба, пожравшая хомяка, была не так уж страшна, отчасти нелепа, и своей противоестественностью не пугала, но мысль о близости проигрыша заставляла напрягаться, на что система реагировала замедлением скорости восстановления маны.
Сознание успокаивалось плавно, звуки вокруг постепенно затихали, тактильные ощущения исчезали, а ощущение кувшина, внутри которого конденсируется мана, переместилось. Он больше не ощущался как часть тела. Руки ощутили прохладную поверхность металла. Глаза были закрыты, но я отчетливо видел кувшин, висящий над скрещенными ногами. На вид он казался керамическим, пальцы пробегали по рельефной грубо отлитой бронзе. Несоответствие било по ощущениям, мешало концентрироваться.
С каждой каплей, коснувшейся дна, сборник маны едва уловимо теплел. Как же медленно! Ладонь хлопнула по кувшину и на дно упали с десяток капель кувшин резко нагрелся и немногие остатки конденсированной маны на стенках вмиг испарились.