За десять дней заточения в одиночке она отвыкла от прикосновений и по телу пробежались мурашки.

Дима скосил на нее глаза и покосился поверх ее головы на агентов АКД.

– Как же я хочу обнять тебя… – прошептал он и мягко улыбнулся ей. – Подожди еще немного. Через несколько часов мы будем дома.

Марина втянула промерзший воздух и, выдохнув, дождалась пока пар от дыхания развеяться.

– Ты будешь на суде? – прошептала она под аккомпанемент собственных ударов сердца. Дима сжал челюсть и свел брови.

– Буду.

– Мистер Вульф сказал, что вероятность того, что я останусь в тюрьме на всю жизнь шестьдесят процентов. Еще двадцать процентов на то, что я отправлюсь на электрический стул, ну или что там для меня выберут… Мои шансы выбраться примерно равны смертной казни, – истерично хмыкнула она и сразу же нахмурилась.

– Поверь мне, двадцать процентов в руках Вульфа – почти сто процентов на успех. Он гениальный адвокат.

Лицо Марины озарилось надеждой.

Молча они смотрели, как снег, падающий с неба, укрывал склонившиеся деревья.

– Все будет хорошо. Постарайся успокоиться, – произнес Дима, хотя сам не был уверен в том, что говорил. Мистер Вульф сказал Марине правду. Шансы были невелики.

Марина судорожно втянула воздух. Она чувствовала, что Дима лукавит.

– Я боюсь, – выдохнула она.

Дима резко повернул голову к ней. Марина вскинула глаза на небо. Отросшие темные корни волос бросались в глаза. Оранжевая форма заключенного проглядывалась из-под тонкого пальто. Марина еще похудела и от этого казалась такой хрупкой, что Дима с трудом сдержался прижать ее к себе. Сейчас он видел, насколько Марина отличалась от Евы. И почему он думал, что они похожи?

За все дни в одиночке Марина только и делала, что прокручивала свою жизнь, все, что произошло с ней. И она все не могла понять одного:

– Почему именно Ева? – произнесла задумчиво Марина. И добавила, уловив непонимающий взгляд Димы: – Почему Мортис выбрал матерью своих детей Еву? Неужели нельзя было похитить другую высокородную дэвлесс? Или попросить Розу родить ему… Она была бы на седьмом небе от счастья.

Дима недовольно прищурился. Невольно он покосился на дэвлесс за ними.

– То, что твоя мать – Ева Пурус и что ты дочь Мортиса и Евы не должен никто узнать, – приглушенно сказал он.

Марина вскинула на него удивленные глаза.

Дима облизал пересохшие губы.