Ромка вздохнул, покосился на меня, на Семена:

– Как Надюха очнется, пойду извиняться. Я крепко ругал ее в темноте. Плохими словами, совсем даже неприличными. Только я не по злобе, от страха… А то темно, да еще и тихо. Жуть пробирает.

Я посмотрела на Ромку с уважением. Подумала, как же повезло этой Надюхе встретить его. Я не очень верю, что девочка настоящая птица, однако же ей хватило удачи для выживания. Моей удачи и Ромкиной…

В дверях появилась Фредди, важная, гордая, со старой, наверняка Юркиной, детской курточкой в руках. Одежда «мировецкая», я не усомнилась ни на миг. У Сани и то глаза загорелись: нашивки из грубой кожи на локтях, дюжина оттопыренных объемистых карманов на пуговицах, пояс с пряжкой. Ромка выбрался из кресла и пошел изучать обновку.

Фредди недавно обзавелась целым гардеробом платьев от Ушковой и других модных портних. Месяц назад Потапыч получил ее окончательное «да», при батюшке и свидетелях. С тех пор невыносимо балует жену, так он сам с гордостью определяет свое поведение. Хорошая получилась пара. Большой Мих при Фредди даже говорит тише, чем обычно. Уважает покой своей берлоги, признает, что жена у него умная и деловитая. Завод строит, с подрядчиками ругается и деньги считает ловко – это Мих умеет ценить. Еще больше, как мне кажется, он радуется иному. Характер у Фредди есть, невозможно довести такую жену до тихого отчаяния и молчаливой покорности. А ведь он и сам не рад, но довел же первую, плакал во хмелю после свадьбы, признался, большим грехом своим назвал ее несчастную и слишком короткую жизнь…

– Ромка, как тебе вещь? – Фредди встряхнула куртку. – Старая, вот тут два раза зашита. Можешь хоть по потолку в ней ползать, гвоздями карманы набивать и падать в грязь. Только потом, чур, отчищать и отстирывать. Надевай. Пошли, и Саню в гости пригласи. Новоселье у тебя, комната готова.

Они ушли, напрочь забыв о нас с Хромовым. Только Фредди напоследок подмигнула мне, улыбнулась и посоветовала к обеду выбираться из-под одеяла. Когда дверь за ней закрылась, я недоуменно оглянулась на Сёму:

– Погоди-ка… А как это цыгане кочуют? У нас же из удела в удел перебраться нельзя без подорожной грамоты, билета или мага-проводника. Удача станет темной.

– Ты всю жизнь на рельсах прожила, – отмахнулся Семен. – Должна была бы сама догадаться. Чтобы принадлежать к одному определенному уделу, надо в нем жить. Кочевые люди принадлежат к табору, к вагону. У цыган обычно в таборе имеется дорожница. Но даже для них с одной стороны от обочины удача темна, а с другой – светла. Определяют это быстро, привыкают беречься. К тому же не все барьеры одинаково прочны. На севере самые слабые. Я видел в ведомстве Корша карту, изъятую у магической полиции. Там цветом обозначено, где барьеры особенно низкие. Вокруг столицы удача практически свободна…