Когда все наконец уехали, Ленка зевнула, потянулась, завязала любимый льняной фартучек на талии и пошла на кухню готовить пирожки и кашу. Специально для Торгая она пела нечто казачье, звучное, явно перенятое по мелодическому строю у степных народов. Смуглый охранник радовался, подтягивал припев низким голосом, точно попадая в размер, но вплетая в песню слова иного наречия. Маг степенно беседовал с Екатериной Федоровной. Он был человеком средних лет, смутно, к собственному смущению, помнил славу и голос Алмазовой, поскольку в театре бывал редко, зато охотно консультировал пожилую певицу в вопросах магического улучшения акустики комнаты. А потом по собственному почину взялся проверить настройку пианино и заклясть инструмент от перепадов влажности, трещин лака и иных бед.
Береника устроила сытую сонную сестренку в колыбели-корзинке и понесла на прогулку. Врач поначалу возражал: ребенку в таком нежном возрасте никак нельзя на мороз. Но Ленка заткнула ему рот уцелевшим с вечера пирожком, и медик сдался:
– При хороших одеялках и бережном пеленании прогулка, скорее всего, не повредит, – осторожно предположил он, дожевывая пирожок.
Парк, как показалось Беренике, уже не выглядел зимним. Да, мороз, да, снег скрипит под мягкими валенками – утренний, синий с розовым, пушистый. Ни единого солнечного ожога на нем пока нет, зато крышу обрамляют сосульки. Вчера вечером Жора сбил самые крупные, однако сегодня, уже к полудню, они снова отрастут длинной бахромой.
Гулять пришлось молча: Леопольда фон Гесс, едва корзина-колыбелька покинула помещение, зевнула, улыбнулась, прикрыла глаза – и крепко заснула. Ей явно нравилось гулять… Береника дважды обошла дом, осмотрела спилы крупных веток яблонь, залитые варом. Прошла по каждой тропке, очищенной от снега. В отличие от сестренки Лео, ей было скучно гулять молча, тихо и чинно. Увы, за ограду нельзя. Там дозором ходят рослые сторожа. Рядом замер автомобиль полиции – очередной большой, удобный и неприметный «фаэтон».
Стоит приблизиться к воротам, наспех восстановленным вчера вечером из некрашеных досок и стальных скоб, как оконце «фаэтона» приоткрывается, оттуда выглядывает маг Петров, хмурится и жестом требует вернуться к дому.
Береника вздохнула, решила еще раз пройти до ворот и рассердить мага. Все же это самая широкая и удобная дорожка.
К ее удивлению, Петров хмуриться не стал. Сам поманил к ограде и указал рукой на замершие поодаль санки. Обычные, городские. На тулупе у возницы бляха с номером, на сбруе лошади – такая же, все по правилам. В санках сидит средних лет невысокий человек в форме полицейского курьера. До самых глаз поднял меховой воротник. Действительно, ехать в санях ветрено, а мороз с ночи крепкий, так и щиплет кожу.