– Он устроился работать учеником токаря на новый завод Штольтца, – тихо сообщил Вальтер, выбирая крупный кусок сахара. – Уставал сильно, а куда деваться? Он же совсем ничейный… ну, как вы, значит… Вот.

Вальтер принялся грызть сахар, отвернувшись и смаргивая слезы. Чуть успокоился, запил переживания чаем и продолжил рассказ.

Гюнтер прикинул: действительно, в последние три месяца крысеныша Вилли с его мерзкой манерой высовывать белобрысую челку и бесцветную оскаленную мордаху из-за дальнего угла, пищать угрозы и убегать во всю прыть не видно и не слышно. Нападения на преподавателей прекратились совершенно. Полиция-то не нашла ни одного злодея, зато он, Голем, ни одного не упустил. Он решил, что исчезновение Вилли связано именно с проявленным усердием. Оказывается, был не вполне прав. Вилли подрос и попытался устроить свою жизнь. Забросил глупости с ночными патрулями и погромами: уставал, много работал и вроде бы даже мечтал поступить в колледж, копил деньги по монетке. Что именно увидел и услышал Вилли минувшим вечером на заводе, осталось загадкой. Он, как следовало из рассказа, прибежал к приятелю Вальтеру под утро, озираясь и не решаясь идти по улице: крался через палисадник. Постучал в окно и шепнул:

– Есть разговор, позови наших, место сбора прежнее.

Вальтер собрал людей, а зачинщик не явился. Его стали искать, забеспокоились. К обеду Вальтер догадался проверить больницы и в самой нищей, на окраине города, куда свозят бездомных и безнадежных, нашел Вилли.

– Его переехала конка. – Вальтер показал на своих ногах, как именно, снова всхлипнул и сердито высморкался. – А они ничего не делают! Я в полицию, а там мне – нет, нечего расследовать, просто споткнулся. Вот… Еще издевались: сами вы виноваты, ночами шляетесь. – Вальтер дернул плечом и допил чай. – Только Вилли не мог споткнуться. Пить он не пил ничуть, верткий был, внимательный. Понимаете? Ну, я тогда к сборщику взносов. Чтобы, значит, свои помогли.

Гюнтер едва заметно дрогнул уголками губ. Он никогда не сомневался: сборщик в «Хофброе» не истратил ни одной монеты из личного кошелька. Любая партия постепенно приучает тех, кто приближен к ресурсам, пользоваться ими относительно свободно, сохраняя некий разумный предел изъятий. После гибели вице-канцлера прошло совсем немного времени, но трезвость сборщика сделалась столь маловероятной, что нет сомнений: кассу он теперь полагает своей и берет сколько пожелает…

– Он отказал.

– Вы сразу поняли, – усмехнулся Вальтер. – Сказал, если бы Вилли в патруле пришибли или, там, на погроме, если бы в полицию по политической причине забрали, тогда – дело. Потом мы все начали кричать… Он испугался, обещал десять талеров на похороны. – Вальтер отложил платок и сказал другим тоном, серьезным, окончательно справившись с собой: – Герр Брим, он ведь живой. Как же можно так: хоронить? Надо что-то делать. Ну, мы растерялись. Вот… Вы же правы кругом, толку от нас мало, мы не врачи и горазды лишь ночами маршировать. Ну и я к вам надумал, мы все, больше-то уже и некуда, вот…