– Тогда пиши! – велел тот, и гость послушно достал несессер с дорожными письменными принадлежностями, который он предусмотрительно захватил с собой. Лист он устроил прямо на полу и принялся торопливо выводить руны, стараясь не думать о том, что выливал на бумагу.
– Это началось четыре года назад, – медленно заговорил Шейлитт, – вам с Шайриной тогда было не до меня, и я слонялся один, искал, куда сунуть свой любопытный нос. Пару раз меня ловил на шалостях Шейленн, а потом он предложил тайно стать его учеником. Я согласился – мне это льстило, да и вообще…
– Выходит, правитель Шейленн… – прошептал Шеранн сокрушенно. Его подозрения полностью подтвердились, но от этого было горько.
– Да, – кивнул Шейлитт. – Однажды он дал мне попробовать, и с тех пор я уже не могу остановиться… А пару месяцев назад он позвал меня и приказал отправляться к людям и найти те проклятые дневники. По его оговоркам я понял, что один из сообщников, который помогал ему захватить власть, записал всю правду, и его заметки как-то попали в руки людям. Я должен был любой ценой отыскать их и выкрасть, раньше чем это удастся другим. Мне повезло, я многое успел, даже нашел оборотня, который согласился выкрасть книгу. Я не мог сделать это сам – ты бы тут же учуял. Только когда он принес мне дневники, было поздно. Я стал таким и уже не мог прикоснуться к бумаге, да и не нужно оно мне больше. Ну а остальное ты знаешь, раз уж оказался тут…
– Кто еще? – требовательно спросил Шеранн, и дракон послушно назвал два десятка имен.
– Это все, что я знаю, – почти виновато произнес огненный исполин, вздохнул, посмотрел на лист с записью своей исповеди, осторожно дохнул на бумагу, отчего под корявыми строчками появилась абстрактная фигура – его личная подпись, и попросил вполголоса: – Не тяни…
– Прощай, друг, – тихо сказал Шеранн.
Шейлитт молча посмотрел на него больными глазами, и Шеранн решился.
Он коснулся одной рукой висящего на шее амулета и быстро зашептал, сбиваясь и путаясь, воззвание к Искре.
Вторую руку он направил на Шейлитта, и прямо из ладони вдруг ударила струя пламени, рванулась к дракону, с воем вгрызлась в охваченное больной жаждой тело.
От нетерпеливого ожидания на лице друга хотелось кричать, опустить руки, прекратить…
Но он смотрел. Смотрел, как умирает Шейлитт, заживо сгорая в вожделенном костре, и читал на его морде одновременно невозможную муку и столь же невозможное наслаждение…
Это его долг, его плата. За то, что даже на краю безумия Шейлитт не забыл и помог, Шеранн теперь должен был убить друга – и до конца жизни запомнить его смерть.