– Что вы? – спросил Ардмагар с внезапной суровостью в голосе. – Не испорченный маньяк. Вы известны на севере как бесстрастный толкователь Мирного Договора – вы это понимаете? Вы защищали драконов в суде, когда никто другой не стал бы этого делать. Не думайте, что мы не заметили. И все же именно вы забрали нашу дочь.

– Я не знал, – хрипло ответил мой отец.

– Нет, но она знала. – Комонот положил руку на лысеющую голову отца, зачарованный тайной. – Что она видела? И почему я этого не вижу?

Папа отошел, поклонился и направился дальше по коридору. На мгновение в печальном изгибе его плеч я увидела то, что Комонот не мог: внутреннюю добропорядочность, бремя, которое он нес так долго, бесконечные попытки сделать все правильно, несмотря на это необратимое зло. Горюющего мужа и испуганного отца, автора всех этих любовных песен. Впервые я поняла.

Казалось, Комонота не тронул поспешный уход моего отца. Он взял меня за руку и хрипло прошептал мне в ухо, словно маленький ребенок:

– Твой дядя в больнице семинарии.

Я уставилась на него:

– Он обратился?

Ардмагар пожал плечами:

– Он был тверд в своем решении, что ни один врач-саар к нему не приблизится. Кажется, он считает, что они сразу же на месте проведут эксцизию. В любом случае, завтра он исчезнет.

Я отодвинулась от него:

– Потому что Базинд заберет его, чтобы удалить его мозг?

Комонот облизнул толстые губы, словно ему нужно было ощутить мою горечь, чтобы понять ее.

– Совсем нет. Я прощаю Орму – не то чтобы Цензоры подчинялись решениям изгнанного Ардмагара. В полночь Эскар незаметно заберет его, и даже я не знаю куда. Возможно, пройдет много времени, прежде чем ты снова увидишь его.

– Не говорите, что вы потворствуете эмоциональным преступникам!

В его остром взгляде светился ум, которого я раньше не замечала. Ардмагар сказал:

– Потворствую, нет, но, возможно, лучше понимаю скрытые проблемы. Я думал, что знаю, что драконам стоит изучать, а что нет, но теперь вижу, что мое мнение было словно окаменевшим. Я был так же упрям в своих взглядах, как и старые закостенелые генералы, укравшие мою страну.

Он потянулся к моей руке, поднял ее и прижал к своей шее. Я попыталась отдернуть руку, но он крепко ее держал и произнес:

– Пусть это станет символом моего согласия обучаться у тебя. Я сомневаюсь, что ты согласишься укусить меня за затылок. Ты мой учитель. Я буду слушать и пытаться научиться.

– Я постараюсь быть достойной вашего уважения, – ответила я, когда слова матери вырвались на поверхность из глубин коробки с воспоминаниями. Мне хотелось добавить и свои собственные: – И я постараюсь сочувственно относиться к вашим попыткам, даже когда вы будете терпеть неудачу.