— Присаживайтесь, девушки, — императрица указала на стулья и стульчики, креслица и табуретки, обтянутые все той же тканью, расставленные вольно, — и чувствуйте себя свободно… в конце концов, мы с вами делаем одно дело. Заботимся о нашем народе.

— Как же, — прошептал кто-то за Лизаветиной спиной. — Заботится она… только и думает, как извести.

Лизавета обернулась, но… девицы показались вдруг ей совершенно одинаковыми. Блондинки ли, брюнетки ли, худые или полнотелые… бледные, румяные… разные, но все одно одинаковые.

— Не стой! — Таровицкая потянула ее за собой. — Идем… и бояться нечего. Батюшка говорил, что императрица справедлива, а мы ничего дурного не делали…

Оно-то так, но…

Неспокойно как-то, и вовсе не из-за доклада, к которому Лизавета подобрала с дюжину снимков, однако теперь маялась, стоит ли показывать их. А если и стоит, то сыщется ли экран подходящий? Или же… у нее сил немного, но простую иллюзию на поверхности растянуть хватит. Если, конечно, не сильно тянуть…

Девицы рассаживались.

Перешептывались.

Императрица пила чай, а придворные дамы помалкивали, и чудилось в том нечто… неприятное? Или просто место это Лизавету смущает. Колонны вон беломраморные. Потолки с золочением. Люстра преогромная, на цепях свисающая, а к ней — с полдюжины высоких чаш, над которыми тускло переливалось пламя.

И пусть светло было в кабинете, ибо день выдался ясным, но рожки горели.

Или показалось?

— Полагаю, начнем мы по порядку, — выступила Анна Павловна, раскрывая давешний блокнот. — У вас четверть часа на доклад и предложения. После, если дамы пожелают, вам зададут вопросы. Мы надеемся, что сегодняшняя встреча пройдет…

А еще муха жужжала.

Где-то вот близенько, может быть, над головой Лизаветы, и главное, что этак громко, с назойливостью, жужжанием своим зело мешая слушать речь статс-дамы. Лизавета поискала треклятую муху глазами, но…

Все блестело, сияло и напрочь отрицало самой возможности проникновения мухи в святая святых.

— А потому, прошу…

Муха села на коленку. Лизаветину, само собой. Была она черна и толста, отъелась на императорских харчах. Застывши ненадолго, муха поползла по платью, будто выбирая местечко поудобней. И Лизавета со странным, мучительным удовольствием следила за мухою.

— …И таким образом, — бодрый голосок Белыниной отвлек и муху спугнул, — мы с удовольствием отмечаем, что приют содержится в отличном состоянии. А если и нуждается в чем, так в новых молитвенниках, на которые мы пожертвовали…