И Оля промолчала. Значит, не могли. Она ведь тоже не может, хотя, ей кажется, что она знает – как.
Уже потом, пройдя по странной теплице, приласкав ладонью жизнерадостные светло-зелёные побеги, гукнув эхом в зев опустевшего низенького колодца, подивившись аккуратным мощеным дорожкам и какой-то болезненно опрятной стопке дров, она осознала, как тяжек труд этих людей. Во многом схожий со знакомым до боли трудом крестьян, но все же более тяжкий, потому как беспросветный и подневольный. Вот она вломилась к ним, отняла время, выбила из привычного ритма. А всего лишь поговорить хотела. Хозяева не роптали, исподтишка глазея то на гостью, то на чудн
Оля щену не одергивала, только жалела, что наградить за хорошее поведение нечем. Мясом грола малышка не заинтересовалась, а вот зеленью с нижнего яруса ящиков – очень даже. Скусывать стебелек за стебельком ей было неудобно и Тыря едва не опрокинула емкость с землей и нарядной порослью. Оля так испугалась и так расстроилась ущербу, что Тыря взялась подвывать, не понимая, отчего дорогая подруга ею недовольна. А дед жестом фокусника извлек откуда-то инструмент, похожий на маленький серп и смахнул в миску добрую четверть всходов, облюбованных Тырей. А как быть дальше, Оля и сама не знала. Как себя вести с новой Тырей-собакой-в-гостях? Но, собакой же! Тыря подсказала сама – уселась перед Ажуром, голову умилительно на бок свесила и пропела:
– Трру-ули.
Похоже, малышка не только внешний вид, но и привитые навыки у давнего Пашкиного пса переняла. Но, кормить нгурула чужому Оля позволять не собиралась. И дальше гонять деда по двору тоже не стоило.
Щена устроилась на облюбованной циновке и приступила к полднику, а Ольга, всласть поизвинявшись за собаку и напомнив между делом, что она – иномирянка, решилась спросить про клятву.
Ажур помялся и сказал, что хутор этот с с
И когда Корпус наездников в крепости встал, тоже было неплохо. Дед Ажур эти времена не застал, но от рассказы стариков помнит.