Я изнемогала, вода заливала меня. Изнеможение это сопровождалось каким-то странным восторгом: во мне, смертной, таилась могущественная стихия. Если отдаться на ее волю, Дианы Бишоп больше не будет. Я стану водой и буду существовать везде и нигде, избавлюсь от своего тела, от своей боли.

— Прости меня, Мэтью, — пробулькала я.

Шаг, который сделала ко мне Изабо, отозвался громким треском в моем мозгу. Я хотела предостеречь ее, но слова потонули в реве прибоя. От моих ног поднимался ветер, превращая потоп в ураган. Я воздела руки к небу, окруженная крутящимся водяным столбом.

Марта схватила Изабо за руку, говоря что-то. Та пыталась вырваться, но Марта не уступала. Изабо покорилась и вдруг запела — завораживая, призывая, возвращая меня в этот мир.

Ветер начал стихать: бешено рвавшийся с флагштока штандарт де Клермонов снова едва колыхался. Каскады, бьющие из моих пальцев, превратились в слабый ручеек и иссякли. То же самое происходило с потоками, лившимися с волос. Рот вместо прибоя исторг удивленный вздох — только слезы, с которых все началось, падали из глаз еще некоторое время. Вода стекала через отверстия в парапете на гравий внизу.

Когда она сошла окончательно, я почувствовала себя окоченевшей и выдолбленной, как тыква. Подкосившиеся колени больно ушиблись о камень.

— Слава Богу, — промолвила Изабо. — Мы чуть не потеряли ее.

Они подняли меня, трясущуюся от холода и изнеможения, на ноги и увлекли вниз по лестнице со скоростью, только усилившей мою дрожь. В холле Марта повернула к лестнице в комнаты Мэтью.

— Ко мне ближе, — заметила Изабо.

— Ей будет спокойнее рядом с ним.

Изабо уступила, но прежде разразилась букетом цветистых фраз, плохо сочетавшихся с ее прелестными губками. Объектами ее брани были силы природы, вселенная, сынок Мэтью и явно незаконнорожденные строители башни.

— Я отнесу ее наверх, — заявила она после этого и легко подняла на руки мою персону, значительно крупнее ее самой. — О чем он только думал, закручивая ступени таким винтом? И зачем ему целых два марша? Не постигаю.

Марта, приткнув мои мокрые волосы в сгиб ее локтя, пожала плечами:

— Да чтобы труднее было. Он всегда осложнял жизнь и себе, и всем остальным.

Свечи никто не потрудился зажечь, но камин еще тлел, и спальня не успела остыть. Марта сразу же скрылась в ванной. Услышав шум льющейся воды, я с тревогой уставилась на свои пальцы. Изабо отломила от большого полена щепку, разворошила угли, подбавила дров, засветила той же щепкой с десяток свечей и оглядела меня с головы до ног.

— Он мне никогда не простит, если ты заболеешь. — Ногти у меня опять посинели — не от электричества, а от холода, — пальцы сморщились. Изабо принялась растирать их в ладонях.