Под вечер, после всех разговоров о записке, письме и рисунке, мы ничуть не приблизились к разгадке тайны «Ашмола-782» и не поняли, как был связан с ней мой отец. Тетушки готовили обед — это значило, что Эм жарила курицу, а Сара пила бурбон и критиковала гарнир. Мэтью расхаживал по кухне в нехарактерном для себя беспокойстве.

— Пошли, — сказал он наконец, — тебе нужно подышать воздухом.

Воздух требовался скорее ему, но я не сопротивлялась. В чулане отыскались мои старые кроссовки — в них было удобнее, чем в Сариных сапогах.

Как только мы дошли до первых яблонь, Мэтью зажал меня между собой и корявым стволом. Из дома нас благодаря низко нависшим веткам не могли видеть.

Колдовской ветер не спешил подниматься, зато других эмоций было хоть отбавляй.

— Ну и народу же в этом доме, — успел сказать Мэтью до поцелуя.

Мы слишком редко оставались наедине с тех пор, как он вернулся из Оксфорда, — казалось, что это было очень давно, хотя на самом деле прошло всего несколько дней. Одна его рука забралась ко мне в джинсы, другая ласкала грудь. Я поеживалась от холодящего наслаждения, наши тела прижимались друг к другу во всю длину — до полной близости оставался всего один шаг.

Мэтью, похоже, намеревался консуммировать наш брак старым добрым способом — на природе, стоя, в полном затмении разума — но в следующий миг опамятовался и прохрипел:

— Нет, так нельзя. — Чернота полностью залила его радужку.

— Мне все равно. — Я снова притянула его к себе.

— А мне нет. — Воздух заколебался от вампирского вздоха. — Я хочу, чтобы мы в это время были совершенно одни. Хочу тебя надолго, не на пару ворованных мгновений.

— Я тоже хочу тебя, и терпение не моя сильная сторона.

Он погладил мое горло большим пальцем, прижал губы к пульсирующей артерии, повел пальцем вдоль вены, к уху.

— Мне ужасно нравится отыскивать твои чувствительные местечки. Вот тут, — он поцеловал меня за ухом, — и тут, — губы коснулись век, — и тут, — палец прошел под нижней губой.

— Мэтью, — с мольбой прошептала я.

— Что, mon coeur? — Кровь, приливающая к моей коже от нежных прикосновений, завораживала его.

Я прижимала его к себе все крепче вопреки холоду, густеющей темноте и грубой коре под больной спиной. Так продолжалось, пока Сара не закричала с крыльца:

— Что, не надышались еще?

Чувствуя себя школьницей, которую застукали с мальчиком, я одернула фуфайку и направилась к дому. Мэтью, посмеиваясь, шел следом.

— Вид у тебя довольный, — заметила Сара, когда мы вошли. Мэтью на свету был вампир дальше некуда, но беспокойство, к счастью, перестало мучить его.