Пустынные пейзажи, на фоне которых застыла моя любимая, раскинув руки, как птица…
Белла рядом с молодыми людьми в какой-то картинной галерее, один из них подозрительно похож на того самого грека, которого видела моя сестра в Нью-Йорке…
Снимки складывались, как маленькие пазлы… Или жемчуг, нанизанный на ниточку.
— Моя дочь росла счастливой девочкой, Эдвард. Каждый её выбор делал её счастливой, — нарушил тишину мистер Свон. — Она с самого детства приучила нас с Рене доверять её интуиции, увлечениям и желаниям.
В голове Чарли я увидел странную картинку совсем маленькой Беллы, которая делала зарядку… Невероятно! Сколько ей здесь? Два года? Она выглядит совсем крошкой!
— Но если с тобой она вдруг ошиблась, я не скажу Белле ни слова против. Просто потому что, если ты рискнёшь её обидеть, я прострелю тебе яйца этим дробовиком. — Мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять, что этим спокойным, почти доброжелательным голосом шериф не шутит, а предельно честно предупреждает.
— Да, я лишусь работы, — как о чём-то неважном сообщил он. — Сяду в тюрьму на несколько лет, но с чётким пониманием, что и тебе жизнь не будет казаться сказкой. А твой пример заставит трижды подумать следующего претендента на сердце моей дочери.
Чарли перевел серьёзный взгляд с фото на меня. Не дрогнув, я выдержал этот взгляд, ответив:
— Если я, не дай Бог, обижу вашу дочь, сэр, то я сам заряжу ваш дробовик и никогда не признаюсь в том, что стреляли вы.
Наверное, что-то такое было в моём взгляде, что шериф Форкса понял: я тоже не шучу.
— Договорились, — Чарли Свон подал мне свою руку, и я с уважением пожал её, скрепляя наше соглашение…
Белла
Белла«Я люблю её больше собственной жизни», — сказал он, и я споткнулась, когда шла по чёртовой лестнице, на которой даже в детстве не запиналась.
«Это ж как ты свою жизнь не любишь, брутально-бриллиантовый мой!» — отстранёно посочувствовала я вампиру, который сейчас пел соловьём про невинность помыслов, хотя не далее, как полчаса назад мы с ним переживали горячий стриптиз в его исполнении. И я помню этот его азартный взгляд, когда он снимал рубашку…
— Мой мальчик вырос, — притворно тогда всхлипнул Эмметт, утирая воображаемую растроганную слезу.
— Проигрывать научился, а играть — нет, — проворчала я, уговаривая чувство юмора не дать мне покраснеть.
— Ты уж помоги, — подмигнул мне здоровяк. — Он у нас такой неопытный…
После этого я поймала взгляд телепата и уже решила, что кто-то разделает меня под фарш в следующей партии… Мысленно я уже сняла красивые французские чёрные чулочки Элис с белым кантом. И даже повесила их рядом с ремнём Каллена.