— Как ты смеешь так говорить со мной, грязнокровка? Как осмелилась нацепить личину моей сестры?

— На самом деле все это не очень страшно.

— Понятно, — едва заметно усмехнулась светловолосая девочка уголками губ. — Северус прав: у тебя в голове либо вакуум, либо вата. Какой разумный человек станет плясать под дудку Сириуса? Могу допустить, грязнокровка, что ты плохо разбираешься в людях, и красивый фасад для тебя затмевает содержание? Впредь держись от затей моего кузена подальше, целее будешь. И, возможно, тебя не только не исключат из Хогвартса, чего ты, несомненно, заслуживаешь и из-за чего никто плакать не станет, но… может быть тебе даже удастся умереть своей смертью.

— Ты слишком часто повторяешь слово «возможно», слизеринка. Да и кто сказал тебе, что я нуждаюсь в твоих советах?

Нарцисса возвела очи горе:

— Мерлин, дай терпения. Не знаю, как Северус может с тобой общаться. Ты просто плебейка.

— Возможно, он неплохо со мной ладит, потому что нас это роднит?

— Назвать полукровку из рода Принсов плебеем может только маггл. Таким, как ты, среди нас не место. Ты была бы куда счастливее, живя на своей Тисовой улице, право же…

— Да что могут знать о счастье выродки вроде тебя?!

Белобрысой кукле удалось зацепить Лили за живое. Возможно, потому, что в её словах была правда. Лили и сама столько раз думала об этом.

Когда это Нарцисса успела достать палочку, Лили не заметила. Да и заметила бы, толку, честно говоря, все равно было бы мало.

— Импедимента!

Прежде чем отлететь к стенке, девочка инстинктивно ухватилась за руку противницы, и они вместе врезались в кирпичную кладку; та провернулась, открывая за собой пустоту.

Отчаянно вереща, слизеринка и гриффиндорка полетели вниз, в темноту.

Резкая, разрывающая боль заставила Лили истошно закричать — что-то острое застряло в левом боку, пробив хрупкое тело насквозь.

От боли мутилось сознание, но одно Лили осознавала, даже утопая в алом облаке страданий и агонии — на этот раз она влипла серьезно.

— Помоги, — попыталась прошептать Лили в расплывающееся лицо склонившейся к ней слизеринки, — пожалуйста, помоги…

Губы казались чугунными, так сложно было заставить их двигаться. Что-то булькало в горле, увлажняя рот. Мокрое, вязкое, неприятное. Тело обнимал холод. Хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, и чтобы разрывающая тело боль только приснилась, чтобы на самом деле ей, Лили Эванс, ничего не угрожало.

Зрение мутилось. Единственное, за что ещё цеплялось сознание — светлые волосы, похожие на рождественский снег. Словно блики света в непроглядной тьме.