Пощупав ему лоб, директор огорченно поцокал языком:

— У него все ещё сильный жар. Нужно жаропонижающее.

— Бедный! — вздохнула женщина. — С каждым разом это как будто становится хуже. Не думала, что это так тяжело проходит.

— Возможно, просто мало интересовались этим вопросом, Таис? А может быть, всё дело в том, что наш Ремус не желает принимать того положения вещей, изменить которое ему все равно не под силу?

— Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь, господин директор. Хотите успокоительного?

— Нет, благодарю. У меня есть мои неизменные лимонные дольки.

Дождавшись, когда дверь за ночными визитерами закрылась, Лили выскользнула из-под одеяла.

— Реми? — шепотом позвала она.

Мальчик, с трудом подняв ресницы, раскрыл глаза. Лили показалось, что они блеснули кошачьей люминесцентной зеленью. Но морок мгновенно пропал.

Люпин выглядел измученным, словно неделю пролежал в лихорадке. Губы потрескались, он искусал их в кровь. На лбу блестела испарина.

— Неважно выглядишь, — резюмировала Лили, обнимая себя за плечи, тщетно силясь не дрожать под сквозняками, шевелящими занавески на окнах и пламя на свечах.

Люпин растянул сухие, покрытые белым налетом лихорадки губы, в невеселой усмешке:

— Ты добрая, Лили, я и раньше это замечал. А ещё ты ни капельки не любопытна…

— Чужие болезни не самая интересная в мире вещь.

— Но за неимением других развлечений и это сойдет, да?

— Хочешь воды?

Получив утвердительный кивок Лили, помогла Люпину напиться.

— За что ты меня так не любишь? — поинтересовалась она, ставая стакан на поднос рядом с кувшином.

— С чего ты это взяла?

— Ты всегда нападешь на меня или игнорируешь. Или я ошибаюсь, и это свидетельствует о тайной симпатии?