— Я не позволю её оскорблять! — такой ярости в голосе Фалько я ещё не слышала. — Я бросаю тебе вызов!

Нот отшатнулся.

— Что-о-о?!

— Ты спятил? — воскликнул кто-то.

— Ты не имеешь права вызывать меня, младший брат, — очень медленно проговорил Нот.

— Имею! — огрызнулся Фалько. — Я дерусь за свою женщину!

— На неё никто не посягает, — кажется, глава клана был обескуражен. — Но если она не ключ и не твой комплемент, ей придётся умереть.

Фалько дёрнулся, и голос Нота набрал грозную силу:

— Ты можешь стать ветром, младший брат. Ты можешь стать ураганом. Ты можешь убежать от меня, ото всех нас... Но победить — никогда.

Другие оборотни тоже что-то говорили, кричали, требовали, но я не разбирала слов. В голове нарастал шум, сердце колотилось, как бешеное, на горле сомкнулась невидимая рука, и то стискивала до кровавых бликов в глазах, то милосердно отпускала. Я сделала шаг в сторону, осторожно, чтобы не упасть, потом ещё один. Чужие голоса звучали гулко, будто из колодца, слова тянулись, как патока — длинные, долгие, с эхом... Колодец, ну да.

Фалько ещё что-то крикнул. Медлить было нельзя, и я сказала:

— Прекратите.

Негромко сказала — громко не получилось, но они услышали. Гвалт разом смолк.

— Верити, нет! — выдохнул Фалько.

Нот обхватил его поперёк тела огромными ручищами, удержал на месте, рявкнув мне:

— Говори!

И опять мой голос был сам по себе, и я с удивлением слушала, как он произносит, смущённо запинаясь:

— Девушка не должна делать таких признаний перед посторонними мужчинами, но если от этого зависит жизнь, я скажу. Вы зовёте его Скироном, но мне он никогда не называл своего имени. Я сама придумала ему имя. Фалько. И он стал Фалько — для меня одной. Он... любовь всей моей жизни. Это звучит высокопарно, но я с самого начала знала, что мы созданы друг для друга. И он знал... Дал мне понять, что знает. Сразу...

Больше я ничего сказать не успела.

Всё вдруг понеслось вскачь. Синее небо с белыми облаками, сплетённые вместе фигуры Фалько и Нота, и оборотни, и осины, и стелющиеся под ветром травы, всё кружилось в бешеном хороводе. А потом замерло, и кружилась теперь только голова — совсем немного. Всё остальное держал в своих крепких руках Фалько. Меня держал — тело, и дух, и смятённые чувства...