Причём на сведения о кассенах миссис Фьюстер наткнулась совершенно случайно. Зайдя в кабинет отца, чтобы навести там порядок — он не любил, когда в его святилище хозяйничали служанки — она хотела закрыть и поставить на место книгу, лежащую на пюпитре, но увидела, что в ней говорится о зверях Междумирья и, заинтересовавшись, начала читать.

Миссис Фьюстер не поощряла визиты Золотого императора, наоборот, всячески давала ему понять, что они не желательны, но он пропускал её слова мимо ушей. Благо, что Пан снова бродяжничал, и никто не мог ему помешать. Под каким-нибудь благовидным предлогом он уводил её из дома, и они подолгу гуляли, беседуя о всякой всячине.

Живой ум и обаяние добрейшей по натуре женщины всё больше пленяли Золотого императора. Симпатия грозила перерасти в нечто большее, точней, уже переросла. Любовь подступила так близко, что он начал подумывать, что ему пора что-нибудь поменять в жизни. Нет, он не собирался отказываться от Вифании, а вот взять себе любовницу, как это делают даже порядочные монархи, он бы не отказался, да только знал, что Аэлла никогда на это не согласится.

Поэтому Золотому императору, как просто смертному, оставалось лишь вздыхать, глядя на спутницу и предаваться несбыточным мечтам — например, об учреждении института фавориток. Правда, без той единственной, что шла рядом и даже не подозревала (как ему казалось), о его далеко идущих планах, институт фавориток был ему нужен как рыбе зонтик.

Миссис Фьюстер была умной женщиной. Естественно, она догадывалась о чувствах Золотого императора. Внимание такого поклонника льстило ей и в то же время пугало. «Не теряй голову, Аэлла! — говорила она себе. — Такая дурнушка, как ты, может лишь мечтать о таком мужчине, как он. Вспомни, кто он и кто ты! Однажды он станет лордом Хаоса, самым могущественным существом в нашем мироздании, а ты по-прежнему будешь ничтожеством, которому нет места даже в нарождающемся пантеоне фандорийских богов». При этом она старательно игнорировала тот факт, что власть и могущество идут рядом с ней и смотрят на неё влюблёнными глазами. И всё же соблазн был чрезвычайно велик. Золотой император ей нравился, но, как всякой порядочной женщине, к тому же женщине замужней, ей было крайне трудно перешагнуть черту, за которой на неё обрушился бы вал общественного осуждения.

В общем, миссис Фьюстер загнала себя в непростое положение. Боясь дать волю чувствам, она говорила себе, что это всего лишь благодарность со стороны Золотого императора и ничего больше, и при этом изо всех сил цеплялась за любовь к мужу. Вот только Пан был слишком далеко, а он, воплощение всех женских грёз, слишком близко — так близко, что с каждым разом ей было всё трудней отказаться от него, но она держалась. Правда, из последних сил.