Когда, подняв руку, она попыталась поймать такси, прямо возле нее тормознул отливающий серебром лимузин, и, вглядевшись, она узнала "инфинити" Эрики Крилл. "Прошу в машину, — произнес Кумо Такатори, и его суровый тон подошел бы скорее отцу, чем шоферу. — Садитесь — и поехали домой". Что было делать? Она села.

* * *

Дьюи и Трумэн так мне обрадовались, что я снова заплакала. И как же я только могла торчать неизвестно где и гоняться за незнакомцами, точно развратная хиппи-шестидесятница или взбесившаяся змея, когда мои верные киски сидели дома и у них было одиноко на душе и урчало в животиках? Чтобы загладить свою вину, я выставила им огромную миску отрубей, добавив туда моллюсков из консервной банки и остатки цветной капусты. (Не знаю почему, но они обожают цветную капусту.)

Быстренько приняв ванну, я забралась в постель, Дьюи уткнулся мне сзади в согнутые колени, Трумэн устроился на подушке, щекоча мне усами нос. Чтобы прогнать тяжелые мысли, я поставила "Багатели" Дворжака и огляделась в поисках какого-нибудь душу баюкающего чтива. И сразу же вспомнила про книжку о Богине Змей. Вот что прекрасно восстановило бы равновесие. Я пошарила в сумке, но книги там не было.

"Ладно, — подумала я, — наверное, она где-то в моих пакетах". Тут-то до меня и дошло, что и коробки, и пакеты — все на заднем сиденье "инфинити". В этот момент я, пожалуй, хотела бы оказаться христианкой, а не не-пойми-чем, и вознести пламенную, от души идущую молитву о благополучном возвращении чудесной книги.

Что, если я посеяла это редкое и, возможно, бесценное сокровище? Нет, это было бы чересчур жестоким дополнением ко все тем мерзостям, которыми закончился для меня день Заклятья Змеи.

Когда я проснулась, небо за окном отливало голубым, розовым и серебристым, как внутренность раковины. А у меня голова трещала, глаза, судя по ощущениям, залиты были каким-то пакостным клеем, язык хирургически удален и заменен на язык огромной больной коровы, а губы распухли и воспалились от безлюбовных поцелуев Куимби.

Я встала, выпила мятного чаю и съела яблочный турновер. (Ничего не могу поделать: люблю сладкое на завтрак, на обед и на ужин; Пилар всегда говорила, что причина этого — запреты моей матери на белую муку и сахар.) Приняв душ и умывшись, но по-прежнему чувствуя себя мерзко, я сдалась и залезла обратно в постель.

Часов в двенадцать меня разбудил телефонный звонок.

— Добрый день, — произнес приятный мужской голос. — Не могу ли я поговорить с мисс Бранвен?

— Угмх?

— Вы, вероятно, отдыхали? Извините. Это говорит ваш шофер.