Ему, видно было, этого не хотелось, но он поднял руку и убрал их. "Боже! — вырвалось у меня. — Ты похож на австралийского пастуха!" Ибо у Кумо один глаз был голубой, а другой — коричневато-зеленый. Оба были чудесны, но на лице у японца смотрелись странно. После того как я долго и беззастенчиво их разглядывала, он объяснил, что по отцовской линии — на четверть монгол. "А-а, — подумала я, — так вот откуда у тебя такие скулы".
— Поэтому я и поехал учиться в Штаты, — продолжал Кумо. — Поэтому предпочитаю работать у иностранцев. Для японцев очень важна чистота родословной, и жить с примесью чужой крови в этой стране нелегко. Худшее, что я слышал в очках, — хиппак сдвинутый, а без очков — ублюдок говенный и вшивое заморское отродье. Это были два разных случая, в обоих высказывания шли от упившихся вдрызг пьянчуг, и гораздо труднее мне выносить постоянные молчаливые взгляды: "Он точно не из наших, но кто же он, черт побери?!" Так что очки — костыли, на которые я опираюсь, — закончил Кумо. — А какие костыли у тебя?
— Думаю, обида на родителей, — ответила я и, несколько поколебавшись, рассказала ему всю историю: от начала и до конца. К моменту, когда мы подчистили с блюда "фирменного набора" последние крошки кремовых корзиночек с "шоколадом-эспрессо", у меня было ощущение, что мы вместе успешно преодолели некое трудное испытание и вышли из него закаленными, как извлеченный из жаркого пламени меч.
Да, кстати, чтобы не забыть: набор был изумительный. Наверное, можно сказать, что больше всего мне понравились теплые пирожные из темного шоколада с мороженым "Фра Анжелико", посыпанным жареной крошкой фундука, но и все остальное было настолько вкусно, что, будучи судьей, я объявила бы "ничью на восьмерых".
* * *
Раз двадцать, наверно, я проходила по этой улице в районе Асакуса, но никогда не видела витрины, полной змей. Оказались мы здесь просто потому, что я попросила Кумо ехать ко мне домой через Асакуса, хотя это и то же самое, что в Париж из Лондона через Марокко, так как обожаю этот токийский район и стараюсь как можно чаще дышать его полным старинной прелести воздухом. Но, проезжая мимо витрины, в которой, напоминая как-то особенно плохо причесанную Медузу Горгону, кишели змеи любых размеров, я поняла, что необходимо остановиться и выяснить, что это значит.
Вывеска лаконично сообщала: "Лечебные змеи". В затхлой и темной комнате, заставленной массой любопытнейших старинных безделушек, включая и несколько облупившихся керамических статуэток Бэнтэн, не было никого. Легко было представить себе, как торговцы, самураи и гейши периода Эдо заходят сюда купить себе пинту змеиного молока или, скажем там, парочку фунтов змеиного мяса.